выделялись на нем. Кухмистеров пальнул в нее из пистолета, не разбираясь, жива она или нет. Звякнула, покатилась по асфальту гильза.

Темп бега нарастал, топот становился громче. Штаны без ремня спадали. Отобрали! Отобрали!

Кухмистеров огибал корпуса, уворачивался от ловящих его покойников, отталкивал живых, попадавшихся на пути. Его поймала за ногу лежащая медсестра, в белом халате, у нее были рыжие волосы и разбитый, шамкающий рот. Юлий Николаевич полетел, выронил пистолет, но сумел быстро отползти и подняться.

Дальше, вниз, мимо склона горы по лестнице, вниз, к свету — из зелени! Подножие Подольского спуска. Потянулась копийная ограда стадиона, с эмблемами на каждой секции — в ромбе, дважды перечеркнутая буква «С» — «Спартак».

Кирилловская улица была полупуста, машины не ездили, какие-то редкие пешеходы бежали в ту же сторону, что и Кухмистеров. Он перешел на шаг. Тяжело дыша, добрался до трамвайной остановки, куда надо было перейти через шоссе и перелезть полосатый отбойник. Безумие добралось сюда давно.

А на остановке стоял с раскрытыми створками дверей красно-желтый трамвайчик, и за окнами сидели, всматриваясь наружу, пассажиры.

— Подождите! — закричал Кухмистеров и помчался к трамваю. Заскочил внутрь.

— Больше никого не ждем! — сказал водитель. С пшиком сжатого воздуха двери схлопнулись. Трамвай коротко звякнул и тронулся.

На задней площадке раздался истошный вопль, и скоро, очень скоро всё смешалось в свалку, а Кухмистеров, неловко сунув пистолет в карман, бил сидящего впереди себя головой о поручень сиденья, потому что тот пассажир за несколько секунд до того вяло, несуразно задергал плечами и шеей.

Одну остановку они проскочили аквариумом рвущегося внутри мяса, на следующей, возле высокого здания с зеркальными окнами, засыпающий от потери крови водитель остановил трамвай и открыл двери. Кухмистеров, склонив голову набок, заплетающимися ногами сошел по ступенькам и, похрипывая, толкался рядом с вагоном вместе с другими, такими же мертвыми.

Глава 36

Час назад.

Все трое собрались у синих ворот стадиона «Спартак», они закрытые, внизу Подольского спуска, знаешь? Самый старший был первокурсник — Шмоллер, это не фамилия, а рэпперский псевдоним. Он хотел быть Люгером, но такой ник давно занят, и около года Иван Кольцов перебирал варианты, все ему не нравились, пока, стирая пыль на книжных полках, не попался на глаза томик Шиллера. Шмоллер! — возникло понимание, будто лампочка включилась. И вот он исполнял свой стаф как Шмоллер, хотя псевдоним всё больше внушал ему отвращение.

— Прими наконец это как есть, — говорил ему Доктор Пупс, который тоже сегодня пришел. Он заканчивал школу в следующем году. Наконец, явилась почти его ровесница Изольда.

На три смартфона они собирались снимать клипы в психиатрическом недострое Дурке, около Павловки. Рэп начитали заранее, оставалось самое сложное — попасть губами в запись.

Изольда приехала на троллейбусе и, выйдя чуть выше на другой стороне от стадиона, спустилась и перешла переход по светофору. Пока был красный, Доктор Пупс кричал ей:

— Беги! Беги!

Но Изольда спокойно дождалась зеленого и тогда.

И тогда оказалось, что Иванилов не придет.

— А как, а как? — спросила Изольда, — Мы же договаривались.

— А он со своими диггерами куда-то пошел, — ответил Шмоллер, — В Клов.

— Так значит, тот что с ним стаф не делаем? — сказал Доктор Пупс.

— Ну выходит что да. Пусть сам потом идет, рожу свою снимает и подмонтируем.

Они пошли вдоль ограды, в овражек у подножия горы, на которой стояли корпуса Павловки. За боковыми воротами стадиона, перед зеленым холмом ютилось трехэтажное здание, непонятно к чему относящееся. Мимо, в тень деревьев ныряла тропка. Это было устье Репяхова яра, чьи берега здесь еще не обрели всю возможную крутизну и высоту.

— Меня вообще мамаша отпускать не хотела, — тараторил Доктор Пупс, — Говорит, в городе непонятно что творится, не сможешь вернуться, застрянешь в пробках.

Они стали подниматься по длинной лестнице, к плоскогорью.

— Погодите, — сказал Доктор Пупс, держась за синие металлические перила, — А есть ведь путь короче?

— Ну есть, — ответила Изольда, — Вот так налево по яру и потом лезть на отвесный склон. Под самой Дуркой он вообще неприступный, но можно раньше.

— Не, я пас. Идем как идем.

— Пошли.

И обратилась к Шмоллеру:

— Павер-банк взял?

— Да, конечно.

— У меня на запись если на пятнадцать минут хватит максимум. Аккум старый, не держит.

Лестница поднялась в небольшое ущелье, по которому легко в гору шла дорога. Клёны и липы дарили прохладу. Виднелись корпуса психбольницы. По каким-то делам, рыжая медсестра вела под руку старушку в синем халате. Направо сворачивали две женщины в длинных платьях и покрывавших голову платках — они направлялись в церковь.

Доктор Пупс сказал между прочим:

— С Иваниловым надо что-то делать. Его квадратные рифмы достали.

— Ну он не может иначе. Туда, — Изольда указала налево. Это она была знатоком местности.

Дорога вела их между корпусами, постоянно поворачивая. Пупс восхищался граффити:

— Давайте тут клип снимем!

— Ты еще Дурку не видел, — Изольда тяжело дышала, запыхавшись от скорого шага и постоянного подъема улочки. А Доктор Пупс, кажется, ничего, только пот со лба вытирал. Изольда пошла быстрее, надеясь услышать от Пупса: «Фух!» и просьбу замедлиться, однако он не отставал. Тормозил Шмоллер, он останавливался и фоткал граффити.

— Смотрит, бог сидит и пишет! — сказал он.

— А вон видишь портреты? — Изольда кивнула на рисунки возле окон.

— Ага. Ща поснимаю. Вон то Ван Гог…

Вскоре они выбрались к обнесенному стеной с башней, мрачному двухэтажному зданию.

— Тут освидетельствуют настоящих маньяков, — пояснила Изольда спутникам, — Судебная психиатрическая экспертиза. Или если кто по дурке косит от преступления. Ну и так далее.

— Жесть, — сказал Доктор Пупс.

— Жесть не то слово, — отозвался Шмоллер.

От корпуса, более похожего на тюрьму, чем на корпус, они свернули налево в чащу, по узкой грунтовке среди осин и клёнов. У обочин, в лопухах и крапиве, валялся кучами строительный мусор.

За ветвями постепенно проступала серого кирпича, без облицовки, громадина, с темными провалами окон, бетонными перекрытиями, кубическими выступами, пристройками. Где было много этажей, где — мало. Граффити повсюду, куда может дотянуться рука.

— Зона баллона! — обрадовался Доктор Пупс.

— Вообще тут одному стрёмно ходить, — Шмоллер оглянулся.

Роща молчала. Всё замерло. Деревья тянулись к недострою зелеными лапами. Старый, толстенный — не дуб ли? лежал поперек рва, упираясь в стену.

Полураскрытой, стоящей книжкой нависала над площадкой грунтового двора главная часть здания. В месте сгиба этой книжки зияли большие прямоугольные провалы, за каждым виднелся лестничный пролет.

— Сколько этажей? — считал Шмоллер, — Шесть… Семь…

— А с разных сторон по-разному, — сказала Изольда, — Кстати можем подняться на крышу.

Шмоллер всмотрелся