Придерживая рукой неожиданную подопечную, подполковник подхватил с асфальта видавшую виды хозяйственную сумку.

– Спасибо вам за помощь, – она взяла сумку, сделала пару шагов – и снова начала оседать. Если б не мгновенно подскочивший Роджер, лежать бы ей опять в уличной грязи.

– Так! – распорядился Ледогоров. – Не желаете «Скорую» – дело ваше. Сейчас я поймаю машину и отвезу вас домой. А там вызывайте участкового врача!

И опять она отказалась:

– Не надо машину. Тут до моего переулочка – всего полквартала.

– Ладно, идёмте! Я вас доведу до ваших пенатов!

Подхватил «почтальоншу» под локоть, отнял у неё сумку, и медленно повёл вперёд.

Дорога до безлюдного «переулочка» и впрямь не заняла много времени.

– Вот моя парадная, – бормотнула женщина. – Второй этаж. Лифта, правда, нет, – добавила, виновато глядя на своего спасителя.

Тот обнадёжил:

– Ничего, мы – не спеша, по ступеньке. А то – давайте я вас на руках отнесу!

– Не надо на руках! – испугалась она. – Я и сама доплетусь.

Опираясь на его руку, «почтальонша» кое-как осилила свой крестный путь. Вот и второй этаж, вот дверь, обитая вытертым дерматином.

– Я сейчас, только передохну минуточку! – она отошла в сторону, прислонилась к перилам. – Вы, пожалуйста, достаньте ключи из моей авоськи.

Роджер склонился над «авоськой», потянул молнию. Из старой продуктовой сумки, раздался хлопок и вырвались тугие струи желтоватой взвеси. Лимонное облачко окутало голову Ледогорова, и он осел на прорезиненный коврик.

Подполковник уже не видел, как резво «сердечница» отскочила от ядовитого газового выброса, как сверху спустились два крепыша, на ходу облачаясь в белые медицинские халаты.

«Почтальонша» залезла в свою – теперь уже безопасную – сумку, вытащила из нее синюю ветровку, а взамен запихнула канареечное сокровище сэконд-хэнда, чёрный платок и растрёпанный седой парик. Спускаясь по лестнице, стёрла с губ синюю помаду.

Через минуту из подъезда выпорхнула эффектная брюнетка, упругим шагом обогнула угол дома и распахнула дверцу припаркованной «Тойоты». За ее спиной атлетические эскулапы вытащили носилки с обездвиженным Роджером и загрузили в фургон «Скорой помощи». Но брюнетке это было уже неинтересно. Она плавно тронула машину с места. Руки на руле лежали уверенно, на губах играла легкая улыбка.

Доска объявлений

Предоставляются старушки-сердечницы для проявления человеколюбия со стороны подполковников Федеральной службы безопасности РФ.

(Санкт-Петербург, 20.. год)

Ледогоров разлепил глаза. В голове погромыхивал колокол, а правая рука была прихвачена «браслетом» к отопительной трубе. Он сидел на полу в углу ярко освещённой комнаты, а напротив расположился в кресле изящный, презентабельно одетый хлыщ.

Хлыщ лениво прихлёбывал золотистую жидкость из бокала, а на столике перед ним лежала темно-красная книжечка. Удостоверение личности подполковника Ледогорова.

– Оклемались, Алексей Николаевич? – улыбнулся комильфо. – Вот и славно: давайте потолкуем. Зовите меня Дмитрием Павловичем. На этом формальности будем считать завершёнными.

У него было немужское – какое-то кукольное личико. Мальчик-куколка. В детстве наверняка был круглым отличником и маменькиным сынком, учился в «английской» спецшколе. Лёха Ледогоров в свое время таких Гогочек лупцевал за милую душу.

– Что же это вы, Алексей Николаевич? При вашем-то опыте – и столь легкомысленно влипли в историю!

«Кажется, пора перевести общение в режим диалога!». Роджер разлепил губы:

– Каюсь! Привык сострадать старушкам.

– Похвально, похвально, – одобрил Дмитрий Павлович. – Я, знаете ли, и сам завижу иного старичка – и становлюсь сентиментальным донельзя! Но, собственно, спрашивал я вас об ином. Легкомыслие ваше – не в том, что старушке доверились, а в том, что попёрли против нас.

– Нельзя ли уточнить: против кого это – «вас»? Знакомство-то наше покамест – чисто шапочное!

– «Что в имени тебе моем?». Так, кажется, у классика? Имена, персоналии тут не важны. Важно – что вы позволили себе пойти наперекор чрезвычайно серьёзному бизнесу.

– И что за бизнес? – осведомился Ледогоров светским тоном.

– Да бросьте, подполковник! – махнул рукой его визави. – Уж вы-то осведомлены о нашем промысле, больше года проявляете к нему нездоровый интерес!

Заметив на лице собеседника гримасу удивления, прибавил:

– Отпираться глупо, мы отслеживаем каждый ваш шаг. И как вы едва не раскололи Золотого Аслана, и как подбирали ключики к директору Музея. Нельзя быть таким настырным! Вы сами напросились на то, чтобы свести со мной личное знакомство!

Ледогоров только пожал плечами. Но его ответы, кажется, не интересовали элегантного собеседника: тот излагал в режиме монолога.

– Хватит вам разыгрывать дешёвую оперетту. Дабы облегчить дальнейшее взаимопонимание, сразу же расставлю все точки над «и». Да: мы вывозим из России предметы изобразительного искусства и антиквариат. И делаем это (признайтесь!) вполне профессионально. Во всяком случае, до сего дня ни вы, ни ваши коллеги из смежных… департаментов не смогли кардинально вмешаться в наши дела.

«Гогочка-то мне чуть не весь расклад выдаёт! Знать, и впрямь, в живых уже не числит, – усмехнулся про себя Роджер. – Что ж ты, доктор, сразу в морг меня списываешь? Я бы предпочел палату люкс с длинноногой сиделкой!». Но, храбрясь, понимал: за «люкс» предстоит крепко повоевать, а морг – ну прямо за спиной маячит.

– Дела-то, вроде, не вполне законные? – уточнил Ледогоров.

– Видите ли, уважаемый Алексей Николаевич, – протянул собеседник. – Есть уложения нашего плесенью поросшего государства. И мы их, безусловно, нарушаем. Но существуют и законы более высокого уровня. Объективные законы, которые не пишутся людьми и не требуют утверждения парламентских говорунов. Так вот, согласно этим законам мироздания, всё лучшее из стран бедных неизбежно перемещается в страны богатые. Картины, научные открытия, таланты, мозги… – буквально всё. Это не нами придумано, так устроен мир.

Он вздохнул, разглядывая на свет жидкость в бокале:

– Наше с вами отечество – разграбленное и нищее, признаём сей нерадостный факт. И потому всё мало-мальски стоящее из России – хотите вы того или не хотите – будет вымываться. И никакие уголовные кодексы, никакие спецслужбы с таможнями не изменят тут ровным счетом ничего. А вот наш Картель действует как раз в русле объективных законов.

– Ну, понятно, – поддержал Роджер. – Это же объективная необходимость – чтобы наши дети не увидели в подлинниках ни Тициана, ни Рубенса. Чтобы мировые шедевры оказались за десятью замками у жирного жлоба, который не отличит Рембрандта от серванта!