В начале мая Асрян снова укатила на «симпозиум» в Вену, подбросив нам Стаса. Вечерами я сажала двух подростков за ужин; расставляла тарелки, звала детей, а потом начинала готовить на завтрашний день и периодически поглядывала, как они едят. Разговоры параллельно с ползаниями по соцсетям, потоки виртуальных гостей за столом и бесконечное количество тем для пустой болтовни и переписки; много кетчупа с горчицей и мало супа. К концу недели, оценив бесполезность потуг к правильному питанию, я потеряла терпение и выгнала их в детскую сразу после недоеденного борща. Уложить тоже было делом непростым, смех доносился до часу ночи. Они-то могут спать по четыре часа и потом колбаситься до вечера без тягостной разбитости. Я отложила вечерний журнал по эндокринологии и с печалью вспомнила то время, когда могла сутки отдежурить в приемнике, а утром без сна отработать целый день на отделении. Сережа то и дело переворачивался с боку на бок, громко вздыхал и покашливал.

— Сергей Валентинович, спишь?

— Это сложная задача в текущей обстановке.

— Может, пойти к ним на разборки?

— Не надо. Сами угомонятся. Не каждый день такое веселье, переживем.

— Ладно, не пойду.

— Не ходи… не отнимай детство…

— Сережа…

— Слушаю…

— Может, все-таки родим? Катька вот-вот уже съедет. Собралась поступить, а потом перебраться на квартиру.

— Лен, послушай… ведь мы уже это обсуждали. Ну что ты начинаешь?

— Да нет, это я так… просто спросила, вдруг ты передумал.

Ответа я не услышала и, засыпая в шуме детского смеха, снова укорила себя за лицемерие. Женщина, желающая родить, не ставит себе новомодную спираль на пять лет. Она просто беременеет; окружающие сначала пугаются, потом смиряются с новыми правилами игры, а потом радуются. В реальности — стопроцентная контрацепция. Наша маленькая семья будет жить дальше, спокойно и сыто, не нарушая уже выстроенных планов на будущее.

На часах около двенадцати, дети продолжали веселиться; Сергей уже спал, сумев отключиться от шума из детской, а я все продолжала рассматривать причудливые тени от ночного светильника. Необычные формы перетекали одна в другую, намекая на иллюзорность всего, что вокруг нас. На берегу полноводной темной реки нет ничего вечного, кроме гранитной набережной, Эрмитажа, да еще постоянных дождей и пасмурного неба. И вдруг мне представилось, как изменится моя жизнь, если убрать из нее доктора Парджикия, Ирку с ее неуклонным стремлением любыми способами забраться наверх по социальной лестнице; бесконечного потока тряпок и новой ювелирки, трату бесценного времени на глупые бабские посиделки. Я подумала, как бы было хорошо — уехать далеко-далеко, например, в горы, в далекое кабардинское село. Как-то в детстве отец возил нас в Теберду; прекраснее места не найти, так мне тогда показалось. Горные озера, вершины, покрытые снегом, прозрачный воздух; быстрые ледяные реки, с приходом весны они наполняются новой жизнью и несут отяжелевшие потоки с самого неба. Прозрачное чистое движение; а у нас — темные медленные воды, одетые в мертвый камень. Купить там маленький домик и всю оставшуюся жизнь служить простым сельским доктором. Помогать людям, которые до сих пор лечат гипертонию но-шпой; ни разу в жизни они не видели дорогих томографов и модных частных клиник. Каждое утро выходить на крыльцо и смотреть на сверкающих заснеженных великанов. И ведь самая важная вещь — это все можно осуществить, в любой момент можно принять такое решение, даже завтра.

Я встала и подошла к окну — на небе звезды, неисчислимое количество ярких созданий; значит, завтра будет хорошая погода. В такую редкую ночь стоит начать жизнь заново. Пусть даже не полностью, сложно поменять все одним махом; но хотя бы частями, хотя бы попытаться.

Реальность такова, какой вы ее себе представляете, Елена Андреевна.

Реальность такова, какой вы ее себе представляете, господа. Ведь это так просто — наша жизнь в наших руках.

Для доктора Сокольниковой июнь две тысячи четырнадцатого года начался как нельзя плохо. Работа в частной клинике такого крупного города, как Санкт-Петербург, подразумевает максимальный комфорт, который связан не только с отличными условиями работы и с хорошей оснащенностью. Самый важный фактор — это состав пациентов; он резко отличается от состава клиентов в бесплатной медицине, потому что заболевший человек с приличным материальным статусом более спокоен и адекватен (остаточные явления «новых русских» в расчет не принимаются), нежели пациент, нуждающийся в деньгах. Но, как говорится, из любого правила есть исключения; бывает и на частной ухоженной территории душераздирающие сценарии.

Утром тринадцатого июня в клинику поступила Катя Семиглазова, тридцати лет от роду. Она страдала от тяжелого наследственного заболевания, передавшегося ей от отца; наблюдалась у нас в клинике много лет, систематически проходила лечение и держалась в более-менее нормальном состоянии, что позволяло ей работать и жить самостоятельно. Но год назад что-то или кто-то заставил ее изменить обычный ход жизни, и Катерину понесло — сначала в Тибет, потом к производителям супер-пупер пищевых добавок (которые, как вы понимаете, «помогали от всех болезней»), и под конец в «Группу равновесия доктора Залихватова»; дай бог доктору Залихватову крепкого здоровья, как говорится. Та самая спасительная группа базировалась в спальных районах Купчино; волшебный доктор снимал подвальное помещение и тоже предлагал излечение от всех болезней всего за пару месяцев. После всех этих скитаний Семиглазова снова поступила к нам в клинику. За неделю ее пребывания произошли крайне неприятные события, по окончании которых Елена Андреевна в полностью разбитом состоянии приползла излить душу к Ирке Асрян, единственной подруге и по совместительству самому крутому психотерапевту Питера. Ирка открыла дверь, посмотрела на меня и тут же пошла на кухню, доставать из холодильника бутылочку «Шираза» и остатки оливье.

— Что-то вы, Елена Андреевна, неважно выглядите сегодня.

— Не спрашивай, Ирка. Сама все расскажу. Худо, просто нет слов.

— Тогда садись. Шести еще нет, можно со спокойной совестью поесть и выпить.

— Наливай, что там у тебя, мне все равно. Слушай, в понедельник девка поступила, синдром Вайолетта. Совсем плохая, как сама дошла до клиники, непонятно. Короче, ее сразу к нам в реанимацию, при поступлении вес в одежде составил тридцать пять килограммов. Истощение, сама понимаешь, какое, есть-пить не может, почки и сердце почти отказали. Короче, шансов почти никаких. И рядом никого, понимаешь? Ни родителей, ни мужа; заплатить смогла только за четыре дня, и то без дополнительного лечения; короче, посмотрела я на все это и вспомнила про мою заначку, парни из «Астра Зенеки» подарили — альбумин, смеси для питания, октреотид, новые растворы для плазмофереза и дезинтоксикации, короче, подарок тысяч на триста, без всякого отчета-пересчета. Кроме Вари и Шрека, про халявные препараты никто не знал. В итоге я взяла и за несколько дней почти половину всего этого на девку спустила. К четвергу она начала оживать, мы все обрадовались, конечно. Но знаешь, как это бывает — бог отмерил, да нам не сказал — ночью случилась тромбоэмболия; она впала в кому, пришлось перевести на аппарат и ждать. И тут сегодня утром приходит ее мамаша, представляешь?! Первый и последний раз за много лет. Как вошла, тут же в атаку — «Срочно помогите, доктор, у меня диабет, мне плохо, разве не видите?! Делайте с ней что-нибудь прямо сейчас, пока у меня сахар с давлением не поднялись, иначе я этого всего не переживу». Ничего так себе, правда? По-нашему, по-человечески.