Я домчался до двери и открыл ее.

– Здравствуй, дорогой! – улыбка моей жены сияла ярче солнца. Она бросилась в мои объятия.

– Здравствуйте, мои любимые! – и все-таки я был рад видеть их.

Я крепко обнял и поцеловал жену, а дочки бросились обнимать мои ноги.

– Папа! Папа! Папа! – закричали они одновременно.

– Мы скучали! – добавила старшая дочь Хлоя.

– Мы ку-ка-и, – повторила следом за ней Мила.

Я любил обеих дочерей одинаково, но чем младше дети, тем больше смешных моментов дарят они. Мила всегда смешила нас своими не всегда понятными словами и заставляла улыбаться. Иногда она рассказывала что-то очень быстро, так что смысл сказанного даже не всегда был понятен Априлии, утвердившейся в статусе переводчика Милы.

– Папа пойдем, я кое-что тебе покажу! – схватила меня за руку Хлоя и потащила в гостиную, за собой.

– Пошли, конечно. Но сначала сними обувь, – ответил я.

– Да, – согласилась Хлоя, сбросив с ног свои розовые туфли с белыми бантиками на носках. – Пошли!

В руках у Хлои была большая папка для рисования.

– Посмотри, что я нарисовала! – папка полетела на пол, на бежевый ворсистый ковер. Хлоя плюхнулась следом за ней и открыла папку. – Смотри, папа.

Мила догнала сестру и уселась рядом, я тоже присел.

Хлоя любила рисовать, но все ее рисунки странным образом походили друг на друга – мама, папа, Хлоя, Мила, дом, радуга. Иногда на рисунках появлялась бабушка – мать Априлии, и пара друзей. Я всегда делал вид, что не замечаю похожести рисунков – главное, дочь всегда старалась и рисунки были красивыми.

– Вот! – протянула она мне один лист. – Здесь бабушка!

– Ого, – удивился я. – Бабушка выше меня!

– Ммм, – Хлоя задумалась, – Ну, это бабушка нарисовала!

– Этот рисунок?!

– Нет, бабушку.

– А-а-а. Она тебе помогала?

– Да. Она нарисовала бабушку и дом.

– Большой дом!

– Правда, красиво? – спросила Хлоя, улыбаясь и смотря на меня.

– Очень!

– Ка-си-во, – сев на рисунок и загородив его, повторила за сестрой малышка Мила.

– Ну! Зачем ты села на мой рисунок! – Хлоя, хоть и была старше, не умела постоять за себя и сразу начинала чуть ли не плакать. – Слезь!

– Ну, ва-дно, – Мила пожалела сестру – для своих двух лет с хвостиком она была сообразительной и понимающей, и, вскочив, побежала, подпрыгивая к маме, вошедшей в комнату.

– Как дела, Нэйт? – спросила жена, окинув взором гостиную.

Я посмотрел на Априлию через плечо. На ней были белые джинсы и белая блузка.

– Все хорошо, – ответил я. – Лекса приготовила обед.

– Да, отлично. Мы уже проголодались.

– Как мама? – поинтересовался я.

– Хорошо.

– Не обещала приехать к нам?

– Нет. Как всегда, говорит, если бы вы жили в загородном доме, я бы приехала к вам, а в Санрайзе, говорит, делать нечего.

– В Санрайзе? – я как будто вспомнил, что мы живем в мегаполисе.

– Да, ей тяжело здесь.

– Раньше она не говорила ничего про Санрайз.

– Да, я сама не знаю, что ей мешает. Санрайз, или что-то еще, – Априлия села на диван. – Мне кажется, даже если мы переедем за город, она найдет какую-нибудь другую причину, чтобы остаться у себя.

– В Аптауне? – спросил я.

– Да. Она просто не может вырваться из этого городка.

– Она прожила там большую часть своей жизни, с мужем.

– Да, я все понимаю. Но ей тяжело одной, я это вижу.

– Что-нибудь придумаем, – мне было жаль ее мать.

– Будешь обедать?

– Нет, я недавно перекусил, – ответил я.

– О’кей, Нэйт.

* * *

Я все еще переживал, что последствия моего проникновения в лабораторию постучатся ко мне в дверь в виде агентов государственной безопасности или полицейских, но и в понедельник, и во вторник, никаких плохих новостей не было.

Вся эта история с повстанцами, Никой, спасением собственной жизни, и, наконец, с игрой “Hyper-X” вымотала меня и, я решил, что пока не пришло время очередной битвы, на которой мне нужно будет передать флэшку Нике, стоит расслабиться и выпить пару бокалов пива с моим другом Пауэром.

Весь день его телефон не отвечал, а под вечер я получил от него сообщение с просьбой приехать к нему домой и обещанием, что он успеет привести себя в порядок и выбраться вместе со мной в какой-нибудь бар.

Стоя перед дверью его квартиры, я искренне надеялся, что он не ушел случайно в глубокий запой и, по крайне мере, жив, пока не вспомнил про Кейт.

Девушка с большими, голубыми глазами и хрупким юным телом. Ее образ стоял перед моими глазами. Наверняка, Кейт и была причиной столь сильной занятости Пауэра.

Я уже совсем забыл про нее. Тогда, на поле битвы я так и не понял, зачем такой смазливой, молодой девочке участвовать в этой жестокой игре, и ей повезло, что она осталась жива.

Но сейчас я забеспокоился о ней. Я не знал до конца Пауэра – каким он был человеком, он мог сделать с ней все, что угодно. На поле боя, таких мыслей у меня не возникло.

Я позвонил в дверь. Дверь открылась, и тяжелый воздух вырвался наружу из квартиры Пауэра. Через пару секунд показалось лицо друга – круглое и красное, как у человека, пересидевшего в жаркой сауне. На нем был серый, махровый халат и выглядел Пауэр сильно возбуждённым. Из квартиры доносились странные звуки.

– Привет, дружище, – Пауэр посчитал, что я пришел слишком рано, но все же открыл дверь пошире, и я вошел внутрь.

В воздухе повеяло запахом алкоголя.

– Привет.

Я никогда не бывал в гостях у своего друга. Пройдя прихожую, мы сразу оказались в гостиной.

Красивая гостиная, достаточно уютная и просторная. Я ожидал увидеть полный беспорядок и старую мебель, что было бы характерно для одинокого мужчины и бывшего алкоголика, но мебель была дорогой и подобрана со вкусом, чувствовалась рука дизайнера во всем. Вокруг – чистота и порядок.

Насколько мне было известно, Пауэр не покупал домашних роботов. Значит, порядок поддерживал он сам.

Кейт в комнате не было, зато звуки стало слышно сильней.

– Как дела? – спросил у Пауэра я.

– Все хорошо.

– Отдыхаешь?

– Да, выпил несколько бутылок пива.

Я не хотел с порога бросаться на поиски Кейт и проверять, жива ли она и что с ней. Следовало ожидать, что Пауэр с ней не будет скучать, учитывая, что она красивая девушка.