Это было так сокрушающе, так мощно, что кажется, у меня из уголка рта даже потекла слюна. Облизала губы, всхлипывая, пытаясь вернуть сбившееся дыхание.

Член покинул попку. Якуб выбросил использованный презерватив и откатился на другую сторону постели. Чистую. Сухую.

Оставив меня одинокой. Мокрой. И испачканной, как он того и хотел.

Я поджала к груди ноги, приняв позу эмбриона.

Его отстранённость смыла остатки полученного кайфа ледяной волной. По щекам потекли слезы унижения. Обиды. Боли. Уже не физической. Глубокой душевной.

– Я тебя никогда не прощу, – прошептала под нос. Возможно, он и не слышал этих слов.

Через некоторое время нашла в себе силы подняться с постели. Хотелось отмыться.

Включила горячую воду. Пар вскоре заполнил душевую кабинку. Уткнулась лбом в холодный кафель. Никак не могла остановить поток слёз. Не столько от того, к чему он меня принудил. Сколько от его поведения после.

Впрочем, а чего я ожидала? Что он обнимет и признается в любви? После того, как унизил и растоптал? Смешно…

Намылила руки, стараясь стереть пеной его прикосновения. Но ничего не помогало. Я ощущала, как от меня исходит запах его кожи. Будто пропиталась им. А в местах, где он побывал, горело и пекло.

Смыв с тела все биологические следы преступления, завернулась в полотенце. Хотелось посмотреть на себя в зеркало. Убедиться, что я не изменилась. Или наоборот. Найти в нём отражение другой девушки. Которая почти не сопротивлялась. Стонала. Даже просила большего. Девушки, которую я совершенно не знаю. Но, к счастью, или к сожалению, оно запотело.

Возвращаться в его спальню вдруг стало страшно. И стыдно. Будто за эту ночь он узнал обо мне слишком много. Но выбора не имелось. Пересилила себя и вышла из комнаты.

Смотреть на него не могла, но глаза сами нашли его лицо. Вздрогнула, обнаружив, что, вопреки моим ожиданиям, он не спит. Пялится в потолок. Что там в его голове? Узнать хотя бы одну мысль…

Кровать большая, но далеко не чистая. Мокрая. И, похоже, Якуб занял единственный сухой островок на ней. Сначала даже думала поспать в кресле. Но поняла, что не выдержу. Чувствовала себя крайне паршиво. В голове шумело.

Одеть мне было нечего, поэтому я так и забралась на постель закутанная в полотенце. Примостилась так, чтобы не касаться его. И уснула сразу после того, как услышала шум воды в ванной. Ушел мыться.

Среди ночи проснулась от жара и обнаружила себя в кольце его рук. Обнимал, будто мы пара, переживавшая медовый месяц. Пребывая скорее во сне, чем наяву, поразилась его поведению. Только мне слишком жарко. Хотелось глотнуть воздуха, а он мне этого не давал. Вырвалась из его объятий, отстраняясь как можно дальше. Легче не стало, но всё же вновь провалилась в сон.

Слышала, как он повторяет раз за разом имя сестры. И не понимала зачем. Не реагировала. Приоткрыла веки, лишь когда он обратился ко мне привычным прозвищем. И вновь закрыла. Сил не осталось.

– Китекет, у тебя жар, – раздаётся очень близко его голос. Взволнованный. Таким я слышала его впервые.

Он сжимает моё лицо горячими ладонями. Весь он горячий, как печка. Хочется отстраниться. Вырваться.

Чувствую его руки на своём теле. Вертит меня во все стороны, мешая провалиться в дремоту. Хоть бы оставил меня в покое. Мычу под нос что-то нечленораздельное. Во рту сухо.

Вновь прижимает к себе. Гладит по щеке, вызывая потребность посмотреть на него. Понять, что это за приступ нежности его охватил. Но я никак не могу поднять веки. Лоб и виски будто стянуты стальным венком. Давит на веки.

– Пирожок, открой глаза. Пожалуйста.

Последнее слово повергает в шок. С трудом справляясь с болью, я нахожу в себе силы. Поднимаю ресницы. Солнечный свет режет глаза. Но всё же смотрю на него. Красивый. После сна тёмные волосы взъерошены. Хочется протянуть руку и вернуть на место прядь.

– Что же ты такая хрупкая, Пирожок, – произносит вопрос, явно не требующий от меня ответа. Гладит мои щёки, проводит большим пальцем по изгибу брови. – На кровати кровь. Я тебя порвал?

Я замираю, как муха, попавшая в мёд. Не сразу понимаю ход его мысли. Первые мгновения подумала, что он меня раскусил. Но потом…

– Не знаю, – вновь опускаю веки, мечтая, что он даст мне поспать.

– У тебя что-то болит? Ответь!

Не хочу ничего отвечать. Слышу мат. Он отпускает меня. Сворачиваюсь змейкой на постели, молясь, чтобы меня оставили в покое. Но буквально через минуту понимаю, что он одевает меня. Натягивает откуда-то взявшиеся трусики. Платье… Лёгкое. Летнее. Где он раздобыл эти вещи?

Сгребает с кровати на руки. Вновь сворачиваюсь, прижимаясь к могучей груди. Несёт куда-то.

– Якуб, ты свихнулся? Тебя могут убить ещё до того, как мы доедем до больницы! – раздаётся смутно знакомый голос. Раздражённый. Злой.

Приоткрываю глаза, замечая того самого мужчину, к которому Якуб обращался как к брату. С хитрой ухмылкой, которая полностью пропала с лица. Сделав его суровым. Гораздо старше, чем показался на первый взгляд. У него такой вид, будто он готов сам убить Якуба, лишь бы не выпустить из безопасного убежища.

– Плевать. Он всё равно рядом.

– Начни уже думать мозгами, а не членом. С ним его люди, а с тобой лишь пара человек. Ты реально планируешь выжить? Ничего с ней не случится. Дождись охрану и езжай.

Почти физически ощущаю, как в груди Якуба вибрирует злость. Не понимаю только, на кого она обращена. На брата. На меня или на Сабурова.

– Или помоги, или уйди с дороги, – обманчиво спокойно произносит. Но от каждой буквы разит арктическим холодом.

Его брат ругается, выдыхает. Но всё же сдаётся.

Когда меня выносит на улицу, от солнечного света становится дурно. Утыкаюсь лицом в грудь Якуба, лишь бы не так резало глаза.

Сколько времени прошло до того момента, как меня доставили в местную больницу, я не понимала. Большую часть пути спала. Но ощущала, что водитель гонит машину на предельной скорости.

– Я хочу, чтобы девушку осмотрел хирург. Женщина. Сейчас, – без лишних расшаркиваний обратился к кому-то Якуб, держа меня на руках.

Запах больницы почти отрезвляюще действовал на мозг. Ужасно не хотелось тут находиться.

Голос мужчины, вероятно главного врача, звучал заискивающе. Неприятно. Я улавливала его угодливые интонации в словах.

Меня опустили на жесткую кушетку, покрытую хлопковой тканью. Вновь свернулась калачиком, очень надеясь, что меня как можно дольше не потревожат.

Но вскоре дверь хлопнула, и я услышала холодное приветствие. Женщина. Или, скорее, девушка. Мне понравилось, как она говорила. Без лизоблюдства. Почти бесстрашно. С таким, как Якуб. По щелчку пальцев которого её могут уволить. Или того хуже. Прикопать в лесочке.