– Чего за мальчонка-то?

– Петрушка – кажется, так его звали. Не пойму, сын или кто, они все время вместе были… Но ничего такого: спали раздельно, я проверял.

Полкан нахмурился и прекратил резко расспросы.

– Чего это у вас дети пропадают? – поддел боярина богатырь. – Нехорошо.

– Осуждает он еще, – неожиданно резко взорвался Полкан. – Думаешь, можно сделать так, чтобы всем хорошо было?! А ты только что трактирщика с женой сдал: у них, видел, маленькие дети, а родителей-то теперь на голову укоротят, это уж не сомневайся – вражеских лазутчиков-то… Чего не пожалел детишек-то, а, благородный богатырь?

– Да ладно, я же не серьезно… – Святогор даже опешил от такого резкого изменения, произошедшего с боярином. – Прости, если задел.

– А мы тут в сияющие доспехи не рядимся, – продолжал бушевать боярин, – у нас тут кровь, и пытки, и много чего еще неприятного. А кто разгребать должен? Хозяин тайного двора, кто еще. Все же беленькие, чистенькие, только один Полкан злодей. Ему же что человека запытать до смерти, что ребенка зарезать – все едино должно быть.

Боярин даже смахнул слезу, невольно проступившую. Ему хотелось верить, что никто не заметил, но вряд ли от наблюдательного богатыря этот жест укрылся.

– Чего это он, – опешивший управляющий дождался, пока стих стук сапог за хлопнувшей дверью, – никто же его не обвинял? Да я вообще думаю, что этот малой сам сбежал.

– Не твое дело, – нахмурясь, произнес Святогор, потом подумал немного и почему-то добавил: – Да и не мое.

Варвара самолично вышла поглядеть на прибывшего цесаревича, жениха ее внучки. Полкан, встречавший высокого гостя на пристани, охарактеризовал того просто: «не красавец». Парадный портрет давал представление, но все же портрет есть портрет, тем более дворцовый, где живописец пытается польстить заказчику. Как-то в молодости и ее писали на парадных портретов вместе с мужем, Финистом. Саму себя там Варвара узнавала с трудом, так что с женихом тоже всякое могло быть.

Делегация из Царьграда спешивалась перед княжеским теремом и выгружала ящики из повозок. Похоже, дары к свадьбе не забыли, у них с этим тоже порядок, подарки родне жениха заготовлены самые отменные. Спасибо стоило сказать покойному сыну, Владимиру: все же государство содержал в образцовом порядке; даже сейчас, после стольких месяцев междоусобицы, восстания жрецов Перуна, войны с Белым королевством, в казне еще оставались средства. Уже немного, да и долги растут, но ведь пока дают в долг, а это уже не так мало значит. Скоро денег свободных не останется; пока есть время, нужно накопленное золото обратить в металл. Закупить еще доспехов и оружия.

Цесаревича узнать было нетрудно: по правде сказать, он единственный был молодой. Софьян полноват и подслеповат. На носу отшлифованные кристаллы горного хрусталя в оправе, достаточно дорогое и редкое устройство, хотя сын базилевса и не такое мог себе позволить. Толстый мальчишка с пухлыми губами – не повезло Аленке: действительно не красавец. И все же выбирать не приходится. Варвара решительно вышла вперед и поклонилась прибывшим:

– Добро пожаловать, гости дорогие! Не угодно ли поесть с дороги? Или препроводить вас в палаты, для отдыха?

Сопровождавшие цесаревича вельможи переглянулись, и мальчишка попросил:

– Нам бы отдохнуть немного…

Мальчишку выдавала неуверенность, ему было неуютно среди взрослых сановников, Варвара поняла, что он впервые выбрался куда-то из тени своего отца и чувствует себя не в своей тарелке.

– Ты, должно быть, Софьян? А меня зовут Варвара, я бабушка великой княгини.

– Бабушка?.. – опешил цесаревич. – Но ведь вы такая молодая…

– Спасибо, дорогой, – улыбнулась хозяйка, – ты мне льстишь.

Парень растерялся и захлопал глазами, а ведь он даже не льстил, просто выдал, что было на языке, и теперь не знает, что сказать дальше. Да уж, мальчик совсем домашний; сколько ему – шестнадцать вроде бы… на несколько лет старше своей невесты. Вот только Аленушка уже и в битвах побывала, и в плену, и бунт пережила, да еще и ранена была, и не раз, а этот только и бывал, что в залах своего дворца. Еще вопрос, кто тут старше, если брать пережитый опыт, а не годы.

– Пойдем, Софьян, – улыбнулась Варвара, – познакомишься с невестой.

Цесаревич густо покраснел и кивнул.

Аленушка ждала, как и было условлено, на троне. Вчера полночи проплакала по убитому баюну. По уму если судить, Илья Муромец все правильно сделал, не дело это чудищ держать при дворе, вот только очень не вовремя. Но девочка выглядела хорошо: помогли оставшиеся от шамаханской царицы пудры и белила. Сама Варвара ничем таким никогда не пользовалась, считая себя и так красивой женщиной. Даже сейчас гости из Царьграда бросали на нее заинтересованные взгляды. Вот только зря смотрят, у нее была только одна любовь – Финист Ясный Сокол. Хоть и рано забрали мужа боги, но все же они многое успели. Троих детей родили, династию основали.

Справа от трона стоял неизменный Колыван, а вот слева подпирал потолок Святогор, которого попросили постоять для представительности. Ну и чтобы положить конец всяким кривотолкам о том, что смута еще не окончена. Представление вышло отменное: огромный богатырь в доспехах из звездного металла – таким можно было поразить даже видавших виды царедворцев базилевса. Вельможи приближались к трону, с интересом глядя на богатыря, который стоял не шевелясь. Наконец процессия гостей подошла к трону, вперед вышел цесаревич и поклонился.

– Я счастлив приветствовать, от своего имени и от имени моего венценосного отца, свою невесту, то есть вас, такую всю… красивую.

Первая часть речи, видать, была отрепетирована и заучена, а вот дальше жених решил сымпровизировать, растерялся и снова покраснел.

Аленушка засмеялась, чем заставила цесаревича покраснеть еще больше. Он мялся, думая, что сказать, или собираясь отойти – видать, все заученные по протоколу фразы вылетели из головы. Варвара взглянула на внучку: молоденькая еще совсем, но хороша, хороша. Да и в кого ей быть уродиной – династия совсем молодая, так что вырождением и не пахнет. Не то что в Еуропах, где все переженились на своих дальних родичах, лишь бы голубых кровей. Каждый второй – урод или больной хронически, смотреть страшно. Цесаревич так и не придумал, чего сказать, и отойти тоже не решался. Дурень краснел все больше, и пауза уже начинала становиться неловкой. Вельможи у него за спиной зашептались, но лезть поперед сына базилевса пока не решались.

– А что это у вас на носу такое? – прервала неловкую паузу Аленушка.

– Это, – цесаревич очнулся и взял устройство в руку, – это полированные кристаллы, чтобы лучше видеть и читать.

– Вы любите читать?

– Очень, – цесаревич снова смущенно покраснел, – книги – это вся моя жизнь. И тут же спохватился: – Я привез вам в подарок целую библиотеку, она бесценна. Вот только она вся на греческом и немного на языке ромеев – латыни…