– Какого…

Но Тревис не успевает закончить, потому что в колонках начинает греметь песня, причем с такой громкостью, какой раньше мне не доводилось слышать. Это жизнеутверждающая баллада восьмидесятых. Тут только не хватает диск-жокея, а на мне – платья с узким лифом.

Появляется мистер Левин и говорит:

– Всем встать. – Он машет нам рукой так, будто он теперь дирижер, а мы – его оркестр. – Подъем, подъем. Не теряем времени. Давайте повысим свою самооценку.

Мы поднимаемся с мест один за другим. Кешон и Наташа в шутку начинают медленный танец. Потом замирают на месте, а мистер Левин говорит:

– Продолжайте. Да-да, все достаточно просто. И теперь то же самое делают все остальные.

Тревис Кирнс приглашает на танец Мэдди. Она симпатичная, только очень стеснительная. Она все время смотрит только себе под ноги. И хотя среди нас не хватает девушек, меня никто приглашать на танец не торопится. Энди Торнбург начинает вальсировать вместе с воображаемой подругой, потому что, очевидно, танцевать одному все же лучше, чем танцевать со мной. В груди я чувствую легкий трепет, это первый признак подкрадывающейся панической атаки.

– Джек, пригласи ее на танец, – говорит мистер Левин.

– Что?

– Ты слышал то, что я сказал.

Джек смотрит на меня, а я – на него.

– Пожалуйста, сделай это до того, как закончится песня.

Мы продолжаем стоять на своих местах. Теперь у меня взмокли ладони – это второй признак панической атаки. Дальше последует странное ощущение, будто грудь и голову сжимает огромный боа-констриктор. Постепенно все вокруг померкет и отдалится, а я сожмусь, пока не стану одного размера со всеми остальными, и буду сжиматься дальше, пока не стану такой малюсенькой, что смогу уместиться под подошвой чьего-нибудь ботинка.

Наконец мистер Левин достает пульт управления аппаратурой и нажимает на кнопку, и песня повторяется с самого начала. Все стонут.

– Я могу делать это хоть весь день. Телефон у меня заряжен полностью, и на нем найдется сколько угодно таких вот песен. Даже еще хуже, если подумать.

Я смотрю на Джека, а он продолжает смотреть на меня, и цветные огни освещают его лицо, меняя цвет глаз на зеленый, потом на карий, потом на синий и на золотой, словно он превратился в хамелеона и теперь сам меняет цвета.

Он протягивает мне руку. Я беру ее. Потому что мы вынуждены так поступить. Вот уж совсем не так я представляла себе свой первый школьный танец.

Мы неуклюже переплетаем руки и стараемся встать как можно дальше друг от друга, как будто между нами расположилась длиннющая линейка, вернее, даже шест, который измеряет это расстояние. Мы шаркаем ногами, перемещаясь взад-вперед, как будто выточены из дерева. При этом мы смотрим на потолок, на пол, на стены, на других ребят. Да куда угодно, только не друг на друга.

Песня становится еще отвратительнее, а цветные блики вертятся и пульсируют, при этом его глаза сверкают зеленым-карим-синим-золотым огнем, и я неожиданно вспоминаю про свои ладони. Ну, про то, какие они потные. Я почти слышу, как Джек Масселин возвращается к своим приятелям и рассказывает им о моих потных ладошках и каково это вообще – танцевать с жирной девчонкой.

Джек говорит:

– Теперь я могу навсегда возненавидеть школьные танцы.

Первой моей мыслью является то, что он имеет в виду меня или, может быть, мои влажные руки, поэтому выдаю:

– Ну, для меня это тоже не самое лучшее времяпрепровождение.

– Я имел в виду совсем не то, что все это происходит из-за тебя. Хотя твои слова меня пугают.

– Прости. – Теперь мне понятно, что он имел в виду эти глупые цветные огни и саму подборку песен, а еще и мистера Левина, который стоит здесь и исполняет роль самого внимательного в мире наставника, всегда и везде сопровождающего группу молодежи.

Теперь мы чуть покачиваемся, а это уже не так плохо. Это первый случай, когда мы касаемся друг друга, и при этом я не бью его и не разнимаю драку.

– Это мой первый школьный танец, – говорю я.

– Ах, вот как.

– Ну, по крайней мере так близко я еще ни с кем не танцевала. Надеюсь, тебя это не напрягает.

– Абсолютно не напрягает. Просто хочется проявить себя максимально. Это мечта любого парня.

– Ты обалденно танцуешь.

– Теперь моя самоуверенность парит где-то в облаках.

– Просто я немножко не так все это себе представляла.

– Ну, что же мне сделать, чтобы все изменить?

– Да уж…

– Ты сегодня отлично выглядишь.

Через секунду я начинаю понимать, что он играет, и ноги мои словно врастают в пол. Джек сильнее сжимает мои ладони, стараясь вернуть мне способность снова шевелиться.

– Особенно в этом платье. Этот цвет оттеняет твои глаза.

– Да? – Думай. – А продавщица сказала, что этот цвет называется «шоколадный». – Ну-ну. Что еще?

– На самом деле больше похоже на янтарь.

И он таким взглядом смотрит мне в глаза, как будто больше ничего вокруг не видит. Я говорю себе: «Он отличный актер», – а в районе поясницы ощущаю мурашки, которые стремительно распространяются вверх по позвоночнику, потом переходят на плечи и вниз по обеим рукам.

Неожиданно я замечаю, что мы танцуем ближе друг к другу, и я ощущаю не просто его руки, но каждый пальчик, который касается моего тела, и еще то, как его ноги слегка задевают мои. Мне хочется прильнуть к нему, почувствовать его аромат, положить голову ему на плечо и, может быть, поцеловать его в шею. Потом он проводит меня домой и на ступеньках крыльца поцелует. Сначала нежно, потом крепче и крепче, пока мы не повалимся в кусты и не покатимся по двору.

Внезапно песня заканчивается, начинается быстрая мелодия, и я распахиваю глаза. Мы мгновенно отходим друг от друга, и Джек сразу же вытирает руки о джинсы. Ой!

Мистер Левин выкрикивает:

– Не останавливаться! Это заключительная песня! Давайте, танцевать, давайте!

И сам начинает танцевать, как ненормальный. Поначалу мы все молча таращимся на него. Это настоящий спектакль! Он как будто превратился в одни только руки, ноги и взметающиеся вверх волосы.

– Чем дольше вы стоите вот так и не танцуете, тем дольше мы все будем здесь оставаться. Теперь я заставлю вас проплясать по крайней мере еще три песни подряд. – И он снова заводит эту песню с бешеным ритмом.

– Вот черт! – сердится Джек Масселин. И тут же начинает двигаться. Разумеется, рассуждаю я. Разумеется, он здорово танцует! Он же их лидер, и теперь все остальные следуют за ним. Сначала Энди, потом Кешон, Наташа, Тревис и даже Мэдди. Но Джек Масселин – не мой лидер, поэтому я продолжаю стоять на месте.