Развернул такую агитацию, так бился на трибуне под стробоскопами, так призывал всех вырваться из пучины порока и морфинизма, что заявления о приёме на военную службу люди писали прямо на танцполе. Прямо друг на друге. Жаль, военкоматские служители дрыхли по своим хоромам. Можно было к весеннему призыву авансово подготовиться. Подогнали бы воронки кислотных цветов. А тут я, что тебе Нильс с дудочкой, будущих наводчиков самоходных артустановок, водителей-механиков, матросов и старшин из плена порока выманиваю под эту самую леди гагу или как там её…

А дальше просто – постригли, шмоточки поменяли на более ноские образцы, матрасики раздали – жди отправки, воин.

Ряд телефонных поздравителей сейчас выявлен, в их адреса выехали выразительные люди.

Наверное, из-за постоянного суетливого желания перепрятывать пропревшую наличность по чердачно-подвальным тайникам, из-за весенней головной боли, из-за того, что делаю глупость за глупостью, из-за перетренированности, из-за не знаю чего, но стал плохо спать по ночам.

Днём тоже спать не получается отчего-то, разве что в машине засопишь, стоя в пробке, но движение по колдобинам быстро приводит в чувство.

Не спишь себе, не спишь и понимаешь, что надо куда-то из дома выходить. Потому как ночные просмотры художественных фильмов «в домашнем кинотеатре» вызывают у меня стойкие ассоциации с концом Третьего рейха и интригами в канцелярии фюрера, с «Где же армия Венка?!» и прочим. Полежишь, встанешь, с весёлым свистом помаршируешь по залам, и всё… Не ехать же по шалманам и опиумокурильням, не драться же на ножах с неграми в переулках. Не глушить же себя люминалом каким-нибудь…

Вот было бы место такое культурное для тех, «кому не спится». Уютные креслица, газеты, чай в подстаканнике, очажок какой-нито из булыжничков, неторопливые беседы с собратьями по бессоннице. Книжки в тяжелых переплётах. Часики. Ну, может, в разумные коммерческие игры поиграть…

Вот в таком помещении я бы вырубился, как только порог переступил бы. Прямо лицом вниз в чьи-то калоши.

И меня бы бережно подхватили и снесли бы в подвал для досыпания.

Память играет со мной удивительные шутки.

Я ведь был абсолютно уверен, что у меня в городе Баку был сумасшедший сосед – настройщик роялей в моём тогдашнем сейчас и пианист в его тогдашнем прошлом. И у этого сумасшедшего был (я отчего-то продолжаю на этом настаивать) концертный рояль, полностью обитый серым ворсистым войлоком.

Нет для меня более жуткого воспоминания детства, чем этот войлочный пыльный рояль, который стоял у настройщика на нашей уникальной террасе, опоясывающей наш дом в совершенно римском стиле дель Пуниччи. Я даже на террасу старался лишний раз не выбегать, чтобы не видеть это чудовище. Зачем рояль был изувечен, что этим интересным поступком хотел сказать ускользающему миру сосед – я не знаю. Наверное, если бы он был певцом, то зашил бы себе рот суровыми нитками и заглядывал бы мне в окно в запёкшихся стежках.

И знаете что?

Я сам, по прошествии десятка-другого лет, сам стал таким войлочным роялем. Неплохие задатки, обитые свалявшейся и выгоревшей шерстью. Можно даже стучать по клавишам, то есть совершенно как настоящий. И большой, в принципе, организм, и долговечный. Только абсолютно монструозный в своей промежуточности – и не рояль, и не диван, и не верстак, и даже не ящик.

И совсем я было смирился с этим обстоятельством, перебирая детские свои комплексы, как пересыпали пуговицы в домовитых хозяйствах из банок в банки, из ящичков в мешочки, как выяснил на днях, что в Центре Помпиду точно такой же рояль стоит.

Значит, что?!

Значит, что рано я ещё отчаиваться стал. Ещё, может быть, о-го-го-го-го!

Современное искусство ценно тем, что позволяет, с известной долей фантазии, считать себя произведением искусства любому произвольно искалеченному предмету. Поэтому войлочный рояль мы из детских кошмаров, ставших жизненным сценарием, исключаем.

И водружаем на постамент ещё одно проклятье, имевшее место быть, – мёртвую ящерицу в шахматной доске. Был у меня и такой случай.

Или ещё что подберу сейчас, хоть бы и старичка Пиню, который ходил по центру другого уже города и поджидал меня с двумя кирпичами в карманах зелёного пальто.

Я немного людоед.

При всей моей лёгкости, при всём моём изяществе мне очень трудно сходиться с людьми. Я и не хочу с ними сходиться. И раньше не хотел, и в старости воздержусь.

Я знаю для себя важное: для того, чтобы я мог играть, вещичка, с которой, на которой, для которой я играю, должна быть исходно неживая, мёртвая. В идеале, конечно. Приходилось играть и с полуживыми вещицами, мальчики поймут. В процессе игры исходно неживая вещица как-то оживала для меня.

Раньше это, конечно, солдатики были, танки всяческие, пирамидки. Теперь, в принципе, набор такой же, но составляющие этого набора стали солиднее. Ценники сменились. Не жалуюсь, короче.

Но вот как играть с живым изначально? Никогда не понимал. Поэтому стараюсь избегать.

Хотя, в принципе, наверное, методологически верно было бы сначала это живое прибить, а потом оживлять своими игровыми сценариями. Но тут есть тонкости. И эстетика, и медицина, и уголовный кодекс. У многих исходно живых есть семьи, что многое усугубляет вплоть до полного ужаса.

Поэтому будем играть в солдатики и машинки, воздвигать дома из кубиков. Покупать будем всякое, что продаётся.

А разные живые существа пусть обходят моё скромное логово стороной, не суются своими переживаниями в моё ледяное безмолвие. А если заглянули, пусть ничему не удивляются впоследствии.

Так будет лучше всем участникам. А то один мой знакомый пустил к себе кота в сапогах. Ничего хорошего не вышло, хотя начало было многообещающим.

Был взволнован, простите.

Меня втянули в рыбалку.

Майская рыбалка – это вредное бессмысленное занятие.

Я ведь рыбак специфический. Для меня главное, чтобы тишина стояла гробовая кругом. Туман желателен. Сидишь себе на бережке, вспоминаешь Сабанеева…

В принципе, мне в таком состоянии и удочка не очень нужна.

Но на такие идиллические рыбалки меня не берут. А берут на всяческие безобразия, плохо замаскированные преступные действия группы лиц по сговору.

То какое-то безумие с ловлей марлина, это когда я в море с катера упал, а про меня забыли на некоторое время, а я всё звал пересохшими от нежности и соли губами какую-нибудь черепаху, чтобы, уцепившись за панцирь, добраться до кокосового рая.

То динамит меня отрядят швырять в водную гладь, и хорошо, что только оглохли все немного. Ну и частично память отшибло у Сергея Л., но этому все обрадовались даже (грех это большой – друзьям в долг давать).