Да, в команде я снова стала Королевой. В школе меня звали так же, но, пожалуй, только в насмешку. Там меня не то чтобы не любили, скорее, сторонились. Подруг у меня не было, в общей жизни класса я никак не участвовала. Попробуй поучаствуй, когда с утра до вечера все рассчитано по минутам. Если в расписании вдруг оказывалась всего одна тренировка, этот день можно было считать праздником. Впрочем, от меня ничего и не требовалось. Считалось, что я защищаю честь школы. От кого – так и осталось загадкой.

А ведь еще надо было учиться. Софья была круглой отличницей, и только это не позволяло мне скатиться на тройки. Опять самолюбие. Устные задания я делала в транспорте, письменные – между тренировками. Выручала хорошая память.

Гудящие мышцы ног, которые по ночам сводят судороги. Ноющие связки. Растяжения, ушибы – на это вообще никто не обращал внимания. Синяки намазать мазью от геморроя, на запястья и лодыжки эластичный бинт – и вперед. Главное – чтобы без вывихов, трещин и переломов.

Тот трюк на высоте я впервые проделала на спор в четырнадцать лет. Было это в Сочи, где мы были на сборах. Экскурсия на гору Ахун, смотровая площадка башни высотою тридцать метров. Узкие промежутки с перилами между каменных зубцов ограждения. Вот на этих-то перилах… Скандал был грандиозный. Как меня не выгнали из команды – загадка. Собирались. Но приближался чемпионат Европы, где я должна была выступать уже не среди юниоров, а среди женщин. И на меня возлагали большие надежды.

О чем я тогда думала и думала ли вообще? Теперь разве вспомнишь? Зато ощущение безумного восторга, власти над высотой, всемогущества – это было волшебно. Может, мне просто не хватало адреналина, но с тех пор этот фокус стал моей коронкой. И чем-то вроде наркотика. Эта победа над бездной давала столько энергии, как ничто другое. Если в гостинице, где мы жили, был балкон, я не могла его, как говорили девчонки, не пометить.

К тому же это был такой тест для парней. Те, которым становилось дурно, когда они видели меня на перилах, проверку не проходили. Которые считали чокнутой и не стеснялись громко об этом заявить – тоже могли отправляться лесом. Кстати, Андрей проверку не прошел. Увидев мои шалости на балконе всего-навсего пятого этажа, он наорал на меня и потребовал поклясться, что никогда так больше не сделаю. Я поклялась – и проделывала это упражнение еще три года, разумеется, когда его не было рядом. Мне бы призадуматься, но я была слишком влюблена. Или думала, что влюблена, вышибая клин клином?

Впрочем, когда я только начала эти свои игры, мне никто особо не нравился. Хотя с парнями общаться приходилось много. В отличие от спортивной гимнастики, основа акробатики – групповое многоборье: пары, тройки, четверки. По правде, я их никогда не любила, поскольку не могла во время выступлений рассчитывать только на себя. Выложишься на все сто, а партнер облажается – и сопли жевать в итоге обоим. Но моего мнения никто не спрашивал. Да и разряды присваивались по общему зачету именно в многоборье. Например, мастера спорта международного класса можно было получить, заняв на Европе место не ниже второго. Что я благополучно и проделала.

В женских группах мы тогда выступили так себе, а вот смешанную пару выиграли с Лешкой Большовым с большим отрывом. И на волне эйфории истерично распрощались с невинностью. Прямо там же, в берлинском дворце спорта, в каком-то чулане, где хранились пыльные маты. Он хоть и был на год старше, представления о том, что надо делать, не имел никакого. Поэтому о первом интимном опыте у меня воспоминания остались далеко не самые радужные. Но даже это не могло омрачить торжества.

Однако мой первый серьезный триумф оказался, в итоге, и последним. Успеха мне не простили. Соплячка, впервые выступившая на взрослых соревнованиях, в общем зачете взяла серебро, а опытные акробатки даже близко к пьедесталу не подобрались. На следующих отборочных в моей пробе нашли допинг. До того момента, когда акробатика вошла в олимпийскую программу, оставалось тринадцать лет, до массовой допинговой истерии тоже было еще далеко, но даже тогда уже все было серьезно, по-взрослому. Конечно, сама я ничего подобного не принимала, но какую витаминку мог дать спортивный врач – не прикопаешься. Да и ели-пили в столовой мы все вместе.

Меня дисквалифицировали на полтора года, что с большой вероятностью означало приглашение пройти на выход. Я пробовала трепыхаться и протестовать, но это было как минимум наивно. Тем не менее, я продолжала тренироваться, надеясь все-таки вернуться в строй. И тут подобралась еще одна беда. Я начала толстеть.

Конечно, толстеть – это было громко сказано. При росте сто пятьдесят восемь сантиметров я весила тогда сорок четыре килограмма. За что меня нежно любили нижние в парах и группах. Но три набранные кило сразу дали заметный минус в легкости и скорости. Я села на диету и увеличила физические нагрузки до едва выносимого максимума, но ничего не помогало. Видимо, эти три килограмма были некого гормонального происхождения и уходить не собирались. Пройдя через истерики и отчаяние, я подумала здраво и поняла: через полтора года при таком раскладе мне ничего не светит.

А еще надо было сдавать экзамены за девятый класс и думать, что делать дальше. Родители, которых моя допинговая история здорово выбила из колеи, настаивали, чтобы я бросала это дело и всерьез бралась за учебу.

«Все твои прыжки и гримасы – это хорошо, но к реальной жизни отношения не имеют. Не будешь же ты до старости кувыркаться, - убеждала мама. – Занимайся физкультурой для здоровья. А профессия должна быть серьезная».

Разумеется, в пример мне ставили Софью, которая училась в университете, заканчивая третий курс юрфака. Я отмалчивалась, потому что выбор уже сделала. Такой, который никому из моих родных даже в голову не мог прийти.

Когда старший тренер отчитывал меня за стойку на перилах смотровой площадки, он бросил в сердцах: «Если тебе так нравится показывать фокусы, иди в цирк». Тогда я, конечно, об этом сразу забыла, но потом вдруг вспомнила. Когда ребром встал вопрос о том, что делать после девятого класса.

Это была совершенно безумная затея, и я это прекрасно понимала. Особенно учитывая, что сам по себе цирк не любила с детства. Клоуны меня пугали. Дрессированные животные бесили – не сами, конечно, а то, что с ними делали. Всякие там жонглеры просто не нравились. Но вот воздушные гимнасты…

«Глупости, - сказал тренер, с которым я поделилась. – В цирке выступают только цирковые или те, кто закончили цирковое училище. А в цирковое училище принимают только цирковых. Кто родился и вырос на манеже».

Я упрямо возражала, что не только.

«Ну что ж, попробуй», - он пожал плечами, всем своим видом давая понять, что в успех предприятия не верит.

Поступать я поехала в Москву – подальше от родителей и сестрицы. Для них это стало не меньшим шоком, чем само мое решение «стать клоуном», как выразилась Софья. Но и этот громкий скандал я пережила. Во мне снова включился режим «сдохну, но добьюсь».

Среди моего потока поступавших «нецирковых» было всего двое, да и то вторую девочку отсеяли на первом же туре. Я понимала, что шансы минимальны, но делала ставку на свою «флинаминальную пуплес» и серебро на чемпионате Европы. И это сыграло! На первом туре оценивали именно профессиональную пригодность, и меня вообще без вопросов допустили до второго, который представлял собой расширенную медкомиссию. Тут тоже проблем не было. Но вот дальше…