Угроза попала в цель. Что угодно — только не это! Только бы Энни ничего не узнала! Ключ к его жизни — у нее в руках: он был уверен, что она разгадала его тайну. До этой минуты это его не очень смущало. Жена так долго была в его жизни величиной, близкой к нулю, что он практически не замечал ее; разве что в глаза ей смотреть ему было неприятно. Но если Энни узнает!.. Одурманенный хмелем разум его впервые пришел к печальному выводу: как это важно, чтобы Энни всегда была в хорошем настроении. Ужас, черной волной захлестнувший вдруг его душу, заставил его потерять самообладание.

— Хорошо, я заплачу, — севшим голосом произнес он. — Сколько?

Тем самым он подрубил сук под собой. Он показал этой женщине свое слабое место… показал, как боится, что Энни узнает… Сначала опрометчиво сказав «нет», затем неожиданно пойдя на попятную, он оказался совершенно беззащитным перед шантажом. Маргерит рассмеялась — гортанно, язвительно. Потом — самым естественным тоном — назвала сумму:

— Триста.

— Ты… получишь их!

В голосе Мабла прозвучало искреннее удивление. Но Маргерит уловила также, что сумма совсем не является для него нереальной.

— Триста, — повторила она.

— Но у меня нет столько при себе, а чек я…

— Я хочу чек, — перебила его мадам Коллинз. И видя, что Мабл колеблется, добавила: — Энни ведь скоро вернется, так?

Мабл подошел к позолоченному секретеру и выписал чек.

Мадам Коллинз как раз застегнула сумочку, когда в замке парадной двери заскрежетал ключ, Энни вошла в комнату; именно Мабл выглядел очень растерянным в этот момент. Мадам Коллинз же была, как всегда, приторно сладкой, кроткой и уверенной в себе.

— Я зашла попрощаться, — сказала она. — Завтра уезжаю во Францию.

— Во Францию?

— Да… Устрою себе небольшие каникулы. Жаль, милочка, что вас не было дома, когда я пришла. У меня столько дел, я не могу задерживаться. Нет, нет, решительно не могу, и не уговаривайте! Да хранит вас Господь, дорогая! Обязательно пришлю вам из Руана открытку…

И ушла. Старания мистера Мабла как можно скорее избавиться от нее оказались излишними. Мадам Коллинз и самой не терпелось как можно скорей получить деньги по чеку — пока Мабл не опомнился и не передумал, не дай Бог… Своего нетерпения она, разумеется, ничем не выдала. Да и миссис Мабл вряд ли заметила бы что-нибудь… как не заметила она, что муж ее чем-то сильно взволнован… Правда, жизнь показала, что такие детали каким-то образом все же остаются у нее в памяти и бывают минуты, когда они могут всплыть на поверхность…

После ухода мадам Коллинз мистер Мабл, до глубины души встревоженный происшедшим, внимательно взглянул на жену. Он понял, понял именно сейчас, что в нынешней ситуации Энни играет чрезвычайно важную роль. Более того, если так сложатся обстоятельства, то жена может действовать и самостоятельно. Он давно не смотрел на нее как на личность, обладающую свободной волей: ведь она была так же послушна ему, как его собственные руки и ноги. Поэтому сейчас его просто ошеломила мысль: а что если она откажется быть послушной? Мабл знал: есть лишь одна вещь, которая может заставить ее пойти против его воли… Если Энни узнает, что он ей изменил, если возьмет себе в голову, что муж больше ее не любит (любил ли он ее когда-нибудь? Какое это имеет значение! Важно лишь то, что она думает об этом), от нее можно ждать всего. Намеренно она его вряд ли выдаст — этого даже полуобезумевший от страха Мабл не предполагал, — но, возможно, невольно, в порыве возмущения скажет что-нибудь при посторонних, это даст почву домыслам, а там недалеко и до расследования, о котором с таким ужасом думал Мабл. Словом, самое важное — это чтобы Энни верила: муж по-прежнему любит ее… Решающее значение этого обстоятельства Мабл понял в конечном счете благодаря мадам Коллинз — и сейчас был действительно почти благодарен ей. Во всяком случае, теперь он стал — внимательно и встревоженно — присматриваться к жене. Это добавило ему сложностей — груз, лежащий у него на душе, становился все более невыносимым.

И все же — хотя мистер Мабл не очень-то мог это оценить — новые осложнения сыграли для него благотворную роль. Они отвлекли Мабла от привычных дум, вывели из замкнутого круга. В минувшем году ничто — даже смерть сына — не действовало на него таким образом. Насколько силен был этот эффект, говорило то, что мистер Мабл целые сутки не брал в рот спиртного.

Правда, одно дело — если ты решил угодить жене, и совсем другое — осуществить это. Мистер Мабл буквально растерялся, когда попытался сообразить, как перейти от замыслов к воплощению. Уже целый год они жили вдвоем, в непосредственной близости, замкнутые в четырех стенах — и бесконечно далеко друг от друга. Невероятно трудно будет сломать этот лед и начать все снова. Не говоря уж о том, что между ними темнела мрачная глыба ужасной тайны. Может быть, потом, спустя какое-то время, она будет их связывать… но сейчас, в этот момент, тайна казалась совершенно неодолимым препятствием… Ни в тот день, ни ночью, ни на следующий день Мабл не продвинулся ни на шаг в выполнении своего плана.

По крайней мере, по его представлениям. Спустя тридцать шесть часов после того, как он решил заново покорить Энни, он все еще оставался в ее присутствии скованным, почти растерянным. Но миссис Мабл что-то все же заметила. Разумеется, прежде всего: муж был трезв. Это была очевидность, хотя и почти невероятная. Воздержание мистера Мабла было отчасти продуманным, отчасти же инстинктивным: он понимал, что сейчас ему очень полезно сохранять ясный ум и выглядеть в глазах жены как можно более привлекательным. В какой-то мере воздержание это было связано и с тем, что новая проблема не оставляла в его голове места для старых страхов, а потому он уже не нуждался в одуряющем алкогольном наркозе.

Но миссис Мабл поразила не только трезвость мужа. Несколько раз она ловила его на том, что он смотрит на нее с вожделением, словно влюбленный на предмет своей страсти. Раза два он сделал неуверенные попытки завести с ней ничего не значащий разговор. Если учесть, что уже много месяцев он, общаясь с женой, ограничивался лишь самыми необходимыми сообщениями, эффект был потрясающим. Муж смотрел на нее так смущенно, так застенчиво заговаривал с ней, тут же растерянно замолкая, — что сердце у миссис Мабл трепетало, как у юной, неопытной девушки. В груди у нее появлялась, росла какая-то новая, тихая радость… В конце концов, ведь Уилл — это вся ее жизнь, особенно теперь, когда нет Джона… И — несмотря на висевшую над ними тайну — странное, застенчивое ухаживание мужа наполняло душу миссис Мабл радостной, теплой уверенностью в завтрашнем дне…

Вечером следующего, после визита мадам Коллинз, дня случилось нечто такое, что в самом деле как будто давало надежду на поворот их жизни. Они сидели вдвоем в задней комнате, пытаясь о чем-нибудь разговаривать, — и в это время к ним пришел мистер Коллинз. Миссис Мабл провела его в гостиную. Это был хрупкий, бледный, белокурый человек; он казался очень усталым и измученным. Вздохнув, он уселся на предложенный стул.

— Я зашел спросить: вы ничего не знаете о моей жене? — сказал он смущенно.