Монгольские осадные механизмы

Хайду, сын Хашина и внук Угэдэя [3], искусно манипулировал Бараком. Он использовал легко прогнозируемое падение хана Чагатаидов, чтобы захватить власть самому и доминировать над Туркестаном и за его пределами вплоть до своей смерти в 1301 году. Хайду стремился и к трону Чингисидов, хотя немногие за пределами сферы его политического влияния воспринимали эти чаяния всерьез. Он принял титул великого хана, а на специально отчеканенных монетах рядом с эмблемой его вассала, чагатаидского хана Дувы, была выбита его тамга. Он принял атрибуты императорской власти, царствовал над соседями и был признанным гегемоном Мавераннахра и Моголистана. Хотя он никогда не предпримал серьезных попыток вторжения в Иран или Китай, его набеги имели большую символическую ценность. Его первой задачей было восстановление чести рода Угэдэя и возвращение господства в регионе, которым когда-то правили его предки. Кажется, амбиции Хайду не охватывали Иран или Китай. Недолгой оккупации в 1289 году Каракорума, первой императорской столицы, и захвата Алмалыка, старой столицы Чагатаидов, было, однако, достаточно, чтобы Дува, хан Чагатаидов, изъявил ему покорность.

Харизматичный Хайду захватил воображение расположенных в степи ханств. Хотя, если бы не преждевременная смерть Алгу в 1266 году, он, возможно, удостоился бы лишь сноски на страницах исторических сочинений. Барак продолжал играть мускулами, одержав решительную победу над Хайду у реки Яксарт (Сырдарья)[204], и для обуздания его поползновений в 1269 году в Таласе созвали курултай, где было заключено соглашение между правителями трех региональных держав: Менгу-Тимуром Золотой Орды (прав. 1267–1281), Бараком из дома Чагатаидов и Хайду, представлявшего Угэдэидов. Было заметно отсутствие Хубилая и Абаги, которых не пригласили. Курултай в Таласе официально разделил империю Чингисидов согласно устремлениям трех ханов, в особенности – беспокойного Барака: «Я тоже плод того древа. Для меня тоже должны быть назначены юрт и средства для жизни»[205]. Две трети доходов Туркестана отошли Бараку, в то время как оставшуюся треть поделили между собой Хайду и Менгу-Тимур. На них же возлагалась защита интересов городского населения под управлением Масуд-бека.

Принципиальное значение имело то, что кочевые племена Барака и его армии должны были покинуть города региона, ему не разрешалось входить и даже приближаться к любой урбанизированной территории. Хайду сохранил полный контроль над региональными центрами: Самаркандом, Бухарой, Хорезмом и другими крупными культурными и коммерческими центрами. Когда Барак осознал последствия, документы были уже подписаны и скреплены печатями. Неудовлетворенный, он возобновил набеги – традиционную форму извлечения доходов. Злополучная кампания в Хорасане в 1270 году и нападение на Герат (Хайду всецело одобрил эту авантюру) закончились для Барака катастрофой, позорным отступлением и смертью, возможно, от рук агентов Хайду, которых он принял за обещанную военную помощь. Рашид ад-Дин утверждает, что презренный Барак умер от страха, когда понял, что угодил в ловушку[206].

После ухода Барака с политической арены Хайду консолидировал силы, поглотив остатки армий Барака и казнив всех выступавших против него, в том числе сыновей Барака и Алгу, и недавно воцарившегося хана Чагатаидов Негубека (сына Сарубана, внука Чагатая, прав. 1271–1272). Отныне Хайду сам назначал чагатаидских ханов. Он начал с интронизации Бухи-Тимура (прав. 1272–1282), внука Бури, приходившегося сыном Мутугэну.

Независимое государство Угэдэидов под властью Хайду находилось в зените величия в 1280-е и 1290-е годы, оставаясь больным местом для империи Юань Хубилая. Хайду неоднократно совершал вторжения в Уйгурию и район бассейна реки Тарим и поддерживал иные выступления против Ханбалыка. В 1285 году помощь была распространена и на повстанцев Дрикунг в Тибете, в то время как в 1295 году[207] из-за восстания Наяна, потомка Отчигина, брата Чингисхана, Хубилай-хан застрял в Маньчжурии, позволив Хайду и Дуве начать набег на Монголию, апогеем которого стал захват Каракорума в 1289 году. Хотя юаньским войскам вскоре удалось изгнать захватчиков, обширные районы монгольской родины оставались в руках повстанцев до 1293 года. Это отрицательно сказывалось на доходах и доступе к ресурсам, хотя гарнизоны Хубилая обеспечили ему контроль над районом Енисея.

Хайду никогда не был смертельной или серьезной угрозой ни для юаньского Китая, ни для государства Хулагуидов, но к нему стекались все, кто считал, что правители Толуиды предали идеалы Чингисхана. Хайду был образцовым Чингисидом, правителем степи, а его дочь Хутулун-Чаха (1260–1306) многие считали истинным воплощением степной женственности. Дочь Хайду была так знаменита, что даже Марко Поло не устоял перед искушением описать ее жизнь и деяния для своих европейских читателей. Она была любимицей своего отца, который даже хотел назначить ее своим преемником, хоть этому и не позволили свершиться. Рашид ад-Дин утверждает, что их отношения были даже слишком близки и якобы именно поэтому она столь поздно вступила в брак. «Она неоднократно ходила в поход и совершала подвиги, пользовалась у отца уважением и была [ему] подмогой»[208]. Ее успехи в спорте и военном деле стали легендарными. Утверждают, что любой потенциальный жених, прежде чем просить ее руки, должен был одержать над ней победу в борцовском поединке, а в случае неудачи – расплатиться лошадьми. Говорили, что в ее личных конюшнях содержалось 100 000 жеребцов. Конечно, по сравнению с их китайскими и персидскими сестрами монгольские женщины пользовались гораздо бо́льшим влиянием и властью. Сколь бы ни был приукрашен образ Хутулун-хатун, он наглядно демонстрирует идеал женщины.

Хайду поручил своему верному подданному Дува-хану (прав. 1282–1307) обеспечить после его смерти плавный переход трона Угэдэидов к своему наиболее способному сыну Орусу. Обычно Дува добровольно подчинялся воле Хайду в вопросах политики, но всегда решительно противился любым попыткам Хайду объединить их силы воедино. После смерти Хайду Дува цинично использовал полномочия, возложенные на него Хайду, чтобы возвести на трон не Оруса, как тот хотел, а его малодушного брата Чапара, хотя Чапар был «слаб в суждениях и понимании» [4] и «очень худощавый и невзрачный»[209]. Хайду наказал своим сыновьям прислушиваться к советам Дувы, и в течение нескольких лет правление Чапара расстроилось совершенно, а сыновья Хайду в поисках укрытия бежали кто ко двору Юань, кто в государство Хулагуидов.