Видимо, Майк о чем-то проболтался однажды, приняв в заднемпомещении «Чикчарни» наркотики. Руди это настолько заинтересовало, что онсоставил снадобье, несколько иное, чем «Розовый рай» — и, наверное, не одинраз. Это могло быть одной из тех коварных ловушек, о которых я слыхал. И послеэтого Руди обслуживал Майка и выведал у него всю историю, и почувствовал, чтозапахло долларами. Только Пол оказался куда умнее, чем он думал. Когда Рудизатребовал плату за молчание и Майк сказал об этом Полу, Пол выдал идею о«помешательстве» дельфинов в парке и предложил Майку поучаствовать в этом —чтобы он предложил Руди встретиться с ним в парке для получения платы.Остальное было окутано какой-то дымкой, потому что упоминание о дельфинахсдерживало его. Но он, очевидно, поджидал в условленном месте, и они с Майкомзанялись Руди, когда тот добрался до места засады; один держал жертву, а другойобрабатывал шантажиста дельфиньей челюстью. Но было не совсем ясно: или Майкбыл ранен в схватке с Руди и Пол решил прикончить его и придать и ему виддельфиньей жертвы, или же он спланировал эту часть заранее и после первогоубийства напал на Майка, застав его врасплох. В любом случае дружба между нимисо временем ослабела, и дело с шантажом окончательно рассорило их.

Примерно такой рассказ я выслушал, перемежая его бормотаниесвоими наводящими вопросами. Очевидно, убийство Майка потрясло его больше, чемон предполагал. И он по-прежнему называл меня Майком, говорил, что сожалеет ослучившемся, и я поддерживал его бред.

Прежде, чем я сумел вытянуть из него что-либо еще, вернулсяБартелми и спросил меня, как идут дела.

— Пол бредит, — ответил я, — и больше ничего.

— Я чуть подольше проведу декомпрессию. Может быть, этоприведет его в чувство… Нам осталось немного, и нас уже ждут.

— Хорошо.

Но декомпрессия не привела его в чувство. Он оставался всетаким же. Я пытался его перехитрить, вытянуть из него что-нибудь еще, особеннонасчет источника алмазов — но что-то вышло наперекосяк. Он начал реагироватьпо-другому.

Он бросился на меня, схватил за глотку, но я отбил атаку,удерживая его на месте. Он уступил, заплакал, забормотал в ужасе, что призналсяво всем. Я разговаривал с ним медленно, тихо, пытаясь утешить его, вернуть кпрежнему, доброжелательному восприятию действительности. Но ничего не помогало,и я замолчал, оставаясь начеку.

Потом он задремал, и Бартелми продолжил декомпрессию. Яследил за дыханием Пола и время от времени проверял пульс, но, казалось,ухудшения не наступало.

К тому времени, когда мы добрались до станции, декомпрессиябыла закончена полностью, и я открыл люк и вышвырнул наше снаряжение. Полвздрогнул, открыл глаза, уставился на меня и сказал:

— Это была судьба.

— А как вы себя теперь чувствуете?

— Нормально, мне кажется. Только устал: на ногах неудержусь.

— Позвольте подать вам руку.

— Спасибо.

Я помог ему выбраться из камеры и опуститься на сидениеприготовленного кресла на колесиках. Там были и молодой врач, и Кашел, и Димс,и Картер. Я не мог помочь желающим узнать, что происходит в этот момент вголове у Пола. Доктор проверил сердцебиение, пульс, давление, посветил ему вглаза и уши и заставил кончиком пальца дотронуться до кончика носа. Затем онкивнул, махнул рукой, и Бартелми покатил кресло к амбулатории. Доктор прошелчасть пути, разговаривая с ним. Затем он вернулся с полдороги и попросил менярассказать обо всем, что произошло.

Я так и сделал, опустив только ту часть истории, о которойузнал из бреда. Затем доктор поблагодарил меня и снова повернул к амбулатории.

Я быстро догнал его.

— На что это похоже? — спросил я.

— На азотное опьянение, — ответил врач.

— А не похоже на какую-то особую его форму? — уточнил я. — Яимею в виду то, как он реагировал на декомпрессию и вообще?

Он пожал плечами.

— Люди по-разному устроены и не похожи друг на друга нетолько внешне, но и внутренне, — пояснил он. — Сколько бы вы ни изучалифизиологию человека, вы все равно не сможете сказать, как он станет вести себя,выпив — будет веселым, печальным, буйным, сонным. То же и здесь. Думается, онтолько теперь приходит в норму.

— Без осложнений?

— Ну, я хочу сделать электрокардиограмму сразу же, кактолько мы доставим его в амбулаторию. Но, думаю, с ним все в порядке. Слушайте,а там, в амбулатории, есть декомпрессионная камера?

— Весьма вероятно. Но я здесь новичок. Я не уверен.

— Ну, а почему бы вам не пойти с нами и не выяснить? Если еетам и нет, то я хотел бы затащить туда подводный ее вариант.

— О?

— Только из предосторожности. Я же хочу оставить парня вамбулатории на всю ночь с кем-нибудь, кто станет приглядывать за ним. Еслибудет рецидив, то неплохо будет иметь эту штуку под рукой, чтобы еще разпровести декомпрессию.

— Понятно.

Мы поймали Бартелми у дверей. Другие же тоже были там.

— Да, в амбулатории есть камера, — сказал Бартелми в ответна вопрос врача. — Я посижу с ним.

Сидеть вызвались все, и ночь в конце концов была разделенана три вахты: Бартелми, Фрэнк и Энди соответственно. Каждый из них, конечно,был хорошо знаком с оборудованием для декомпрессии.

Фрэнк подошел и тронул меня за руку.

— Раз уж мы сейчас не можем ему помочь, — сказал он, — то,может быть, все-таки пообедаем?

— О? — сказал я, автоматически поглядев на часы.

— Сядем за стол около семи вместо шести тридцати, — сказалон с улыбкой.

— Прекрасно. Только мне нужно время, чтобы принять душ ипереодеться.

— Ладно. Приходите сразу же, как только будете готовы. У насеще останется время, чтобы выпить.

— Порядок. А выпить хочется. До скорого.

Я пошел в свой коттедж и принял душ. Новых любовныхзаписочек не поступало. Ну, а камешки по-прежнему покоились в мусоросборнике. Япричесался и пошел обратно через остров.

Когда я был около лаборатории, показался доктор,разговаривающий через плечо с кем-то в дверях. Вероятно, его собеседником былБартелми. Подойдя, я увидел в руках врача чемоданчик.

Он пошел прочь. Увидел меня, кивнул и улыбнулся.