— Спрашивали, — кивнула головой Светлана, — они про всех спрашивали. Интересовались, где же я провела время с утра до полудня. Ну, я совершенно честно сказала, что торчала на работе, ездила в налоговую, копировала документы — в общем, где меня только не было.

Секретарша честно, почти наивно смотрела на меня, выдавая всю эту информацию, а я с трудом удержалась от гримасы — у Светки нет алиби. Ее передвижения проверить будет достаточно сложно. И у нее есть повод для убийства Перцевого — ревность, на худой конец.

Да, Татьяна Александровна, взялись вы за дельце. Съездили на шашлыки называется.

— А мой несчастный Сидоренко? — не могла не спросить я. Светка удивленно вскинула брови, не поняв вопроса. И я пояснила: — Его же подозревали, даже в СИЗО подержали.

— Он весь день на работе сидел, никуда не выходил, — уверенно ответила Светлана, несколько меня успокоив. Хоть не придется снова Ваньку отмазывать от тюряги. Хотя, может быть, я радуюсь рано?

Расспрашивать о супругах Лавкиных я не рискнула — Светка и без того может заподозрить в моем неуемном любопытстве корыстные интересы. Лучше уж узнаю у Ваньки, да и с самими Лавкиными пообщаться не помешает.

Пообедав, мы поднялись обратно. Светка ужасно не хотела со мной расставаться и, посетовав на то, что кофе в их кафе «дерьмовый», предложила чашечку нормальной арабики. От кофе я отказываться не стала, тем более у Светланы есть одно неоспоримое достоинство — она варит превосходный кофе.

* * *

В оставшуюся часть дня я побеседовала с Ванькой, который убедил меня в том, что Лавкины не выходили из своего кабинета, занимаясь какими-то чертежами.

— Нет, конечно, они никуда не выходили, я бы заметил, — с апломбом заявил Сидоренко. И добавил: — Знаешь, я не понимаю, кому это понадобилось. Ведь, как ты говоришь, кто-то должен был выследить Андрюшку, правда?

Потом поболтала с Галой, та мне сказала то же самое. И снова отыскала на рынке Дмитрия Плешканева, у которого алиби оказалось бесспорным — его видел добрый десяток людей. Спросила его и о квартире, и Дмитрий заверил, что никому о ней не говорил, кроме меня.

И теперь я сидела дома за чашечкой кофе и настукивала на панели телефона номер Мародерского. Герман — единственный, с кем я еще не успела пообщаться, а надо бы. Прояснить алиби Астраханцевой и его собственное…

— Танечка, здравствуй, очень рад тебя слышать. Куда ты пропала? — пропел Герман, когда меня с ним соединили.

— Дела-а, — протянула я тоскливо и поинтересовалась: — Ты слышал о Перцевом?

— Его убили, — лаконично откликнулся Герман.

— Какой кошмар, правда? Тебя в милиции не треплют?

— Нет, — мне показалось, что там, на своем конце провода, Мародерский отрицательно качнул головой. — Я в офисе сидел, секретарша подтвердит. А тебя?

— Да вроде бы пока нет, — улыбнулась я с непонятным облегчением. Боже мой, это же надо было увлечься человеком по фамилии Мародерский?

— Может, сходим куда-нибудь? За тобой заехать? — спросил Герман ласково, словно мурлыкающий кот.

И я согласилась, убеждая себя, что все равно обязана расспросить его об Астраханцевой. Но если бы дело было только в Насте, я не стала бы жертвовать своим временем и уставшими за целый день беготни ногами.

К моменту приезда Германа я облачилась в платье из тонкого трикотажа, одного из последних своих приобретений, подкрасилась и была, что называется, в полной боевой готовности.

Уселась в машину, с удовольствием ощутив оценивающий и явно восхищенный взгляд Германа. Улыбнулась. Господи, ну и как расспрашивать человека о его возможной причастности к убийству, если больше всего на свете хочется прижаться к его плечу? Тяжела ты, лицензия детектива.

Я вдавила ногти в ладони, глубоко вздохнула и закурила, приведя мысли в надлежащее состояние. В любом случае сейчас у меня одна проблема — расследовать дело. По крайней мере, Ванька просил не прекращать расследование — он хочет знать, кто убил друга. А я не стала разочаровывать рыжего приятеля и говорить о нечистоплотности Перцевого. Затем мои мысли переключились на других фигурантов. Пора послушать разговоры господ Лавкиных. Кстати, я обратила внимание, что Гала слишком уж сочувствовала Светлане в разговоре со мной.

— Танечка, что ты молчишь? — оторвал меня от размышлений Герман, и только тогда я заметила, что мы остановились у входа в «Парадиз», неплохой ночной клуб.

Ого, куда меня привезли! Теперь, главное, не увлечься и вовремя удалиться, завтра мне предстоит много дел и надо быть в форме.

— Извини, я задумалась, — грустно откликнулась я, опустив глазки. — Согласись, это так странно — вроде бы все давно привыкли к мысли о смерти Андрея, а он, оказывается, вовсе не тогда умер, зато погиб теперь! — надеюсь, мой сумбурный тон в достаточной мере выдавал мое смятение от известия о страшном убийстве. Но и переиграть не хотелось бы, ведь Герман не глуп.

— Да, — кивнул Мародерский, выходя из машины, распахнул дверцу с моей стороны и протянул руку. И в моей памяти снова всплыла сцена, когда он на даче Перцевого помогал выйти из машины Анастасии Астраханцевой. — В самом деле ужасно.

— Как Настя относится к этому случаю? — осведомилась я. — Ведь погиб ее сотрудник и подчиненный!

Мы вошли в холл ночного клуба, отделанный в голубовато-серых тонах, и проследовали к одному из столиков, сопровождаемые метрдотелем в черном фраке.

— А почему ты у меня спрашиваешь? — подозрительно уставился на меня Герман. — Мы с Анастасией просто знакомые.

— Разве я что-то страшное сказала? — невинно округлила я глаза. — Или вы с ней не общались в последнее время? А она мне говорила, что заходила к тебе сегодня.

— Заходила, — мрачно кивнул Герман, казалось, увлеченный карточкой меню, — на пять минут или около того. Мы поругались и, уж конечно, об убийстве не разговаривали.

Я не стала заострять внимания на данной теме, но задумалась. Значит, Настя провела не много времени в обществе господина Мародерского. Не хотелось бы подозревать ее, но алиби госпожи Астраханцевой может полететь ко всем чертям. Впрочем, конечно, если лжет Герман, то… Правда, он сказал, что сидел в офисе, и это может подтвердить его секретарша. С девицей я, разумеется, пообщаюсь, но завтра. А сегодня…

Домой я вернулась, как и следовало ожидать, глубоко за полночь. Сна не было ни в одном глазу — видимо, во всем виновато шампанское и то количество кофе, которым я потешила себя за вечер в ночном клубе. Или Герман, остроумный и великолепный.

Я, конечно, понимала, что завтра с большим трудом поднимусь по зову будильника, и, еще стоя под душем, пыталась убедить себя лечь спать. Но потом махнула на все рукой — хотелось обдумать это дело, оказавшееся сложноватым. К тому же записывающее устройство, бывшее свидетелем смерти Перцевого, еще не было прослушано. Такого я в своей работе стараюсь не допускать — разве можно оставлять без внимания вещественные доказательства.