class="p1">Я все равно поеду, нравится это Ниночке или нет.

Под аккомпанемент тяжелых вздохов выхожу из квартиры.

Глава 16

Дом Зинаиды Васильевной располагается в нескольких километрах от города в поселке, где преимущественно дачи. Благо таблички с наименованиями улиц есть. Я без труда нахожу нужный адрес.

Паркую машину возле обочины и для начала осматриваю территорию, поражаясь, насколько дом свекрови выделяется на фоне остальных. Мне как любителю порядка очень импонирует чистота.

У старухи (кем себя называет Зинаида) все настолько ладненько, что я бы пожал ей руку в знак уважения.

Перед железной калиткой, свежевыкрашенной оранжевым цветом, земля, выскобленная метлой, ни одной соринки нет. Я прохожу во двор, наступая на деревянные трапики, брошенные тут вместо каменной дорожки. Даже простые доски вымыты щеткой, что само дерево приобрело естественный желтоватый цвет.

Трава вся подстрижена. Вдалеке проклевываются прополотые посадки, каждая обозначенная табличкой.

Дом и постройки ветхие, но тоже покрыты разноцветной эмалью, оттого и выглядят приличными в сравнении.

Дверь в жилье со скрипом открывается и на порог выходит полноватая женщина, одетая в длинное темно-синее платье, белоснежный фартук поверх и косынке, аккуратно скрывающей волосы.

— Здравствуйте, Максим Леонидович! — радушно восклицает Зинаида.

От волнения, что ли, она торопится спуститься с крыльца, опираясь на трость, но движения ей даются сложно.

— Без лишней суеты прошу вас, — останавливаю ее на второй ступени. — Сам поднимусь.

— Ох, ох как неудобно! Старость не радость. Вот раньше я могла на любое дерево влезть, а теперь ноги ели волочу, — сетует, но быстро остепеняется. — Только вы господин приехали сюда не затем, чтобы слушать проблемы о здоровье бедной пенсионерки?

И так пристально впивается в меня взглядом, будто надеется на снисхождение.

— Рассчитываю, что нет.

Я не имею должного запаса времени на долгие лирические вступления.

Зинаида, поняв, что на меня где сядешь там и слезешь, молча отходит в сторону, пропуская в дом.

Внутри веранды, конечно же, все вылизано до блеска. Семенихина еще и позаботилась об аромате, поставив на прибитую полку мисочку с апельсиновой кожурой. Миленько.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — указывает на стул возле стола, застеленного новейшей цветастой клеенкой.

Делаю, как просит. Здесь комфортно, без преувеличения. Это как вернуться в детство к бабушке.

— О чем вы хотели поговорить?

— Секундочку, любезный, — с отдышкой отвечает. — Я же пирогов напекла, ягодный чай поставила. Мне будет неловко беседовать с гостем не накормив.

— Я не гость, а приехал оказать вам персональную услугу.

Та благополучно пропускает мимо ушей напоминание и скрывается внутри дома.

Жду Зинаиду недолго.

Она возвращается, держа в руках поднос. На нем праздничный сервиз из разряда тех, что на постоянной основе пылится серванте. И пироги. На вид аппетитные и пышные. Пахнут вкусно.

Во владениях Семенихиных я около десяти минут, но до сих пор не наблюдаю одного персонажа…

— А где ваш сын?

— Алёшка на ферме трудится. Он очень работящий каждую копейку в семью! С первыми петухами из дома ушел, вот не знаю, когда вернется…

— Полагаю, со вторыми петухами? — откидываюсь на стул.

У Зинаиды едва заметно дергается подбородок, оттого что сильно сомкнула челюсть, но тут же натянула улыбку.

— Вы не поняли. Я имела в виду, что мой сын ушел из дома на рассвете.

Да все я понял.

Разлив по чашкам чай, Зинаида плюхается за противоположную часть стола.

К еде не рвусь, а напоминаю о сути приезда. Достаю блокнот и готовлюсь записывать.

Помедлив, Зинаида сдается.

— Я тут в больницу обращалась с проблемой в ногах. Мне врачи не помогли, а только хуже сделали, собаки такие! — стучит ногтем по столу. — Таблетки поддельные назначили, теперь вообще ходить не могу. Абсцесс, наверное, начался, — хлопает себя по лодыжке.

Внимательно смотрю за ней.

— Значит, на правую ногу жалуетесь?

— Ага.

— А иск планируете подать комитету здравоохранения или коммерческому медицинскому центру?

Она, растерявшись, округляет глаза.

— На городскую больницу.

— Нога вы сказали, беспокоит левая?

— Левая! Ноет, сил нет.

— Или правая?

Лицо Зинаиды багровеет.

— Все болит, — говорит сквозь зубы.

Закрываю блокнот.

— Вы проиграете, потому что врете. Не в больных ногах причина. Так зачем вы меня позвали?

Не верю, что старушка, которая старательно убирает дом, вот-вот лишится ног. Да и к тому же путается в показаниях. На страдающую от деменции она тоже непохожа.

Опускаю взгляд, к наручным часам засекая остаток положенного для консультации времени.

— Ладно, — кряхтит, — раскусили. Я хотела поговорить про невестку. Я знаю, что вы связались с Нинкой, но предупреждаю, с этой девкой лучше дел не иметь. Она ветреная, совсем не подходит для семейной жизни. Нинка гуляла от Алёшеньки по кабакам с мужиками! Целой ордой бородатых верзил. А еще она ругается матом, засранка и…

Покашляв, перебиваю сердечную:

— Вы всерьез собираетесь жаловаться мне на Нину за пятьдесят тысяч рублей?

Зинаида наваливается на стол.

— Вас уберечь пытаюсь от такой халды и за внуков боюсь. Всю кровь выпьет, и жизнь сломает, как это было с моим сыном! Верной Нинка тебе никогда не станет. У Алёшки от ее стряпни аж кишечник раздражался. Хорошо, что я вовремя на подмогу явилась и переехала к молодым. Брось ты вертихвостку. Мне не веришь, у знакомых спроси, тех, у кого работала. Ее все увольняют. Обидно за тебя. Такой видный мужчина…

— А мы не на свидании, чтобы обижаться.

Зинаида ёрзает.

Я заметил, что и сама старуха то и дело посматривает на ходики, висящие на стене. Или за мою спину. Там как раз окно, ведущее во двор.

Зинаида просит паузу и грузно встает со стула. Шаркает из веранды в дом под предлогом принять лекарство.

А я остаюсь и тоже поднявшись, шагаю к окну. Отодвигаю штору. Ничего интересного во дворе не происходит. Вижу лишь стекло, засиженное мухами, которое мне очень захотелось помыть. И трупики высохших насекомых на подоконнике.

Заприметив спрятанную грязь, начинаю видеть ее повсюду, хотя изначально внимание бы не обратил. По углам паутина. Отодвигаю носком ботинка ковер и нахожу под ним заметенный мусор. Испытываю брезгливость.

Стало быть, ушлая свекровь несправедливо обвиняла Нину в неряшестве, если сама имеет за этим грешок. Она ждала меня и хотела произвести впечатление. Показать себя лучше, чем есть на самом деле.

Пауза затягивается, и я даже чувствую, что меня бросили.

Не выдержав, открываю дверь в дом. Прямо с порога в нос бьет ужасный смрад. Трудно описать словами ту вонь, вроде прелого тела вперемешку с успокоительными каплями и дерьмом. Мне захотелось блевать.

Красочно было на веранде, а внутри темно от нераздвинутых штор и коридор завален ветошью.