Пирра не ответила.

На юго-востоке высится Гребень Мертвых – совсем близко. Слишком близко. Гробницу матери невозможно не заметить. Она запечатана белым гипсом и глядит на Пирру сверху, будто гигантский холодный глаз.

– …Если завтра не найдем Усеррефа, надо уходить… – говорил между тем Гилас. – Пирра, ты слушаешь?

– Что? Э-э… Да.

Но когда они шли обратно в ее комнату, Пирру не покидало неприятное ощущение, что все сейчас происходит именно так, как задумала ее мать.

Пирра снова в Доме Богини, и теперь ей отсюда не выбраться.

* * *

А тем временем маленькая львица никак не могла пробраться внутрь.

Мальчик и девочка вбежали прямо в разинутую пасть высоченной рогатой горы, а львица испугалась и кинулась наутек. Теперь она съежилась среди камышей возле быстро текущего Мокрого и тряслась от страха.

Таких гор она еще ни разу не видела. Белая, гладкая, пустая внутри, а еще от нее противно пахнет людьми. Вот и вокруг повсюду их логова – пустые, но ото всех исходит этот жуткий запах. Нет, львица близко к ним не подойдет – даже ради мальчика.

Сгустилась Тьма, и маленькая львица учуяла добычу: звери собирались на водопой. Вот мимо протрусила лань. Хищницу она не заметила. А на расстоянии короткого прыжка из норы, переваливаясь, вышел барсук. Но львица на них даже не взглянула. Над ней легко и плавно пролетела соколиха. Казалось, птица нарочно дразнила ее, но маленькой львице было не до того. Что, если мальчик попал в беду? Вдруг он никогда оттуда не выйдет?

Выбравшись из камышей, она подползла поближе к рогатой горе и окинула ее взглядом снизу вверх. Нет, в разверстую пасть она ни за что не полезет, но ведь можно поискать и более безопасный путь.

Бока у этой горы твердые и такие гладкие, что царапать их бесполезно. Лапы только соскальзывают, оставляя грязные размазанные следы.

И вдруг львица заметила рядом сосну. Одна ветка совсем близко к горе. Она, конечно, высоко, зато заскочить с нее внутрь – пара пустяков…

У сосен кора неровная: чтобы лазить – самое то. Взбираться на деревья у львицы получается неважно, но в этот раз Разбойница превзошла себя. Добравшись до того места, где ветки расходились в разные стороны, она стала прикидывать, как лезть дальше.

Ветка, которая ей нужна, – с другой стороны ствола. Львица неловко вытянула переднюю лапу и ухватила ветку когтями. Потом занесла другую лапу, но промахнулась и повисла на одной, отчаянно пытаясь вернуть равновесие. Вскинув заднюю лапу, львица еле-еле взгромоздилась на ветку и съежилась на ней, цепляясь за кору всеми когтями и даже хвостом.

Тут сюда же села соколиха и внимательно уставилась на львицу. Та зашипела, чтобы отогнать ее. Птица отлетела в сторону и приземлилась на один из рогов на горе, но глаз со львицы по-прежнему не сводила.

Ветка оказалась выше и намного дальше от горы, чем львице показалось с земли. Нет, так далеко ей не прыгнуть.

Соколиха поднялась в воздух, лениво облетела вокруг сосны, потом проплыла между высокими белыми рогами и скрылась внутри горы. Будто говорила: «Видишь? Дело раз плюнуть. Для меня».

Да ну ее! Львица попыталась развернуться, но попробуй сдвинься с места на такой узкой ветке! Чтобы добраться до ствола и спуститься обратно на землю, придется ползти задом, но раньше львица таких трюков не проделывала, особенно на высоте.

Еще и соколиха улетела… А жаль, составила бы компанию. Да, птица противная и ужасно высокомерная, но уж лучше с ней, чем совсем одной.

Порыв ветра взъерошил шерсть маленькой львице, и сосна прошептала: «Ну, что теперь будешь делать?»

«Мы здесь только переночуем, – упрямо твердила себе Пирра. – Про Мистерию даже думать не стану. Может, даже хорошо, что мы здесь застряли, – надоело ходить грязной и трястись от страха».

Велев Гиласу ждать ее в комнате, Пирра побежала в соседнюю умывальню и быстренько вымылась холодной водой. Затем провела по волосам гребнем, нашла в сундуке чистую тунику и переоделась. После этого девочка поспешила объяснить Гиласу, что дырявое сиденье в углу – место, где справляют естественные надобности, а ведро рядом стоит, чтобы смывать после себя. Потом Пирра научила его наполнять ванну при помощи кувшинов с водой и показала, как вытягивать деревянную затычку, когда вымоешься.

Гилас смотрел на ванну с подозрением.

– Да это же гроб какой-то!

– Ничего подобного.

– Вылитый гроб. В последний раз я такую штуку в усыпальнице видел.

– Обычная ванна, – возразила Пирра. – Уж кому-кому, а тебе помыться не мешает. Я сейчас вернусь, только возьму кое-какие вещи.

Кладовые с одеждой оказались заперты, но Пирра разрезала глиняные печати ножом. Ей все казалось, что вот-вот откуда ни возьмись выскочит разгневанный кладовщик. В свете факела перед Пиррой предстали стопки льняных и шерстяных вещей, от которых исходил терпкий насыщенный аромат розмарина. Повторяя себе, что ничего предосудительного не делает, Пирра отыскала куртку с короткими рукавами из тонкой синей шерсти. Пожалуй, Гиласу будет как раз впору. Потом девочка взяла мужскую юбку из упругой оленьей кожи с бахромой на подоле, широкий красный ремень из телячьей кожи, сандалии и ножны из плетеной кожи. Завернув все свои находки в плащ редкого и необычного темно-зеленого оттенка, Пирра пошла за продуктами.

В эти кладовые кто-то уже проник до нее, причем этому человеку явно была противна сама мысль о воровстве, поэтому он добросовестно составил на покрытой воском деревянной табличке список всего, что забрал, и прислонил ее к двери. Четыре лепешки, бурдюк с вином и мешок засоленных утиных ног.

Пирра заметила на воске едва заметный отпечаток жука-скарабея. Значит, вор поневоле – Усерреф. Девочка шепотом позвала его, но ответа не последовало.

Пирра сжала в кулаке уаджет на шее. Вот бы сейчас из тени вышел Усерреф и принялся ее стыдить: «Пирра, только взгляни на себя! Волосы растрепаны, а ноги? Грубее крокодиловой кожи!»

– Усерреф, где ты? – хриплым шепотом спросила девочка.

Но ответом ей были только шорохи. Вот над головой пролетели воробьи, а вот по балке под потолком пробежали мыши.

Пирра понимала: жрецы никогда бы не покинули Кунису без защиты. Дом Богини охраняют стражи – пусть даже не в человеческом обличье. Вдруг темные углы стали казаться Пирре особенно зловещими. В тусклом свете тростникового факела пугали даже знакомые предметы. Осьминог, нарисованный на кувшине с зерном высотой в человеческий рост, не сводил с девочки недоброго взгляда.

Тут Пирра подумала об Эхо. Знает ли соколиха, где она? Осмелится ли последовать за ней в Кунису?

– Ты сюда за съестным пришла, – строго напомнила себе Пирра. – Нечего зевать.