– Пленник говорит, что этот путь ведет на вершину, – перевел Иларкос.

– Значит, выйдем прямо к святилищу? – пропыхтел Креон.

Иларкос задал этот вопрос на кефтийском, и проводник испуганно кивнул.

– Тогда идем.

Креон сорвал плащ из волчьей шкуры и швырнул его рабу.

Теламон замер в нерешительности.

Еще не рассвело, и Гора Сотрясателя Земли угрожающе чернеет на фоне темно-серого неба. Огоньки факелов лишь тускло мерцают во мраке. Время от времени кто-то громко трубит в бараньи рога, и по окрестностям разносится эхо. Как знать, что их ждет там, наверху?

– Я сказал – идем! – рявкнул Креон.

Чем выше они поднимались, тем сильнее ветер трепал плащ Теламона и тем больше пепла летело мальчику в лицо. Отчего-то Теламону стало не по себе. Если Гилас и Пирра и впрямь идут к святилищу, зачем им дуть в рога?

Внизу он смутно разглядел извилистую реку, бежавшую к Дому Богини. Тут Теламона осенило, и он кинулся догонять Креона.

– Нет, что-то здесь не так, – произнес он вполголоса, чтобы воины не услышали.

– На этом распроклятом острове все не так, – проворчал дядя.

– Что, если это уловка?

– Ты о чем? – рявкнул Креон.

– Может быть, Гиласа и Пирры здесь нет.

– А может быть, они уже в святилище и молятся богам, чтобы те уничтожили наш кинжал! Тогда сам будешь докладывать Короносу, что они добились своего, а мы остались в дураках!

Теламон набрался храбрости и произнес:

– Но ты ведь мог и ошибиться…

– Мы с тобой оба видели девчонку!

– Издалека, в темноте! Я даже не уверен, она это или нет!

– А если она?

Теламон задумался.

– Давай разделимся. Ты с половиной отряда поднимайся на Гору, а я возьму другую половину и пойду к Дому Богини.

– И что потом? – усмехнулся Креон. – Вдруг там люди есть? Рассказывают, этот их Дом Богини размером с гору! Собираешься захватить его с отрядом из двадцати человек? Ты ведь даже не воин!

Теламон вспыхнул до корней волос.

– Но если я прав, тогда я добуду кинжал, и…

– Ах вот что ты задумал, – перебил Креон. – Хочешь один вернуть Короносу кинжал и настроить отца против меня? А знаешь, пожалуй, ты дело говоришь: на всякий случай надо разделиться. Половину людей отправим на Гору с Иларкосом, а остальные пойдут к Дому Богини, и поведу их я!

Теламон открыл было рот, собираясь возразить, но тут над горизонтом поднялось Солнце, и вдалеке в сером луче света блеснул странный, причудливый холм.

Креон со свистом втянул в себя воздух. Кефтийский пленник опустился на колени и благоговейно произнес:

– Кунису.

– Он говорит, что это Дом Богини, – с легкой запинкой перевел Иларкос.

Несколько секунд ошеломленный Теламон мог лишь молча смотреть на древнее средоточие кефтийской власти. А потом он вспомнил, как возле ущелья Гилас и Пирра оставили его в дураках, и решимости сразу прибавилось. Теламон вообразил, как храбро ведет воинов в атаку и захватывает Дом Богини. Он вскинет над головой кинжал Короноса и объявит себя правителем всего Кефтиу. Гилас убит, Пирра в знак почтения стоит перед Теламоном на коленях…

Но резкий окрик Креона вернул мальчика с небес на землю.

– Эй, племянничек! Слышишь, что я говорю?

– Ее здесь нет, – повторил Теламон. – Если хочешь, отправь Иларкоса в святилище, но они нас обвели вокруг пальца. Гилас и Пирра несут кинжал в Дом Богини.

* * *

«Далеко еще?» – с тревогой думал Гилас.

Пирра спешила вперед рядом с ним. Ее кулаки были плотно сжаты. Позади бежала Разбойница. Она присоединилась к Гиласу и Пирре, как только они покинули лагерь. Разбойница возникла рядом бесшумно, как и все львы. Казалось, львица чувствовала, что сейчас не до бурных приветствий.

Сначала они, спотыкаясь, брели по берегу реки в потемках. Зажечь камышовые факелы, которые дал им Девкарьо, Гилас и Пирра не осмеливались. На рассвете стали видны холмы, а на их склонах – дома, оливковые рощи, виноградники и ячменные поля. Все это стояло заброшенное, покрытое слоем серого пепла. Гилас прикинул, что сейчас около полудня. Сетойя осталась далеко позади. Звуков погони они с Пиррой не слышали. Неужели хитрость Девкарьо сработала?

Днем потеплело. В царивших без Солнца сумерках жужжали мухи и чирикали воробьи. Гилас снял куртку из овчины и обвязал ее вокруг пояса. Справа над ними мрачно нависал темный горный гребень, сплошь изрытый пещерами. Ох, не нравилось Гиласу это место.

Тут Разбойница сильно наморщила нос и чуть оскалилась. Так она делает, уловив какой-нибудь сильный запах.

– Разбойница чует город, – напряженным тоном произнесла Пирра.

– А где он? – спросил Гилас.

– Окружает Кунису с трех сторон, а на востоке течет река. Но сейчас оттуда все разбежались. Идем. Совсем чуть-чуть осталось.

Гилас поглядел на горный гребень.

– Вдруг Вороны туда залезут? Мы у них будем как на ладони, они нас мигом из луков пристрелят. Проще только рыбу в бочке на острогу насадить.

– У них духу не хватит туда сунуться, – странным тоном возразила Пирра.

– Почему?

Девочка промолчала.

Разбойница тоже не сводила глаз с горного гребня. Ее глаза видели то, что было недоступно восприятию Гиласа. Тут мальчик вздрогнул: он заметил, что входы в пещеры завалены камнями. Боль пронзила висок, и уголком глаза Гилас заметил черные облака Чумы и тени, от которых исходили ярость и чувство утраты.

– Здесь гробницы, – прошептал Гилас. – Очень много. Сотни!

– Да, – подтвердила Пирра. – А на холмах к западу и северу их еще больше. Захоронения окружают Кунису. Это Города мертвых.

Гилас искоса взглянул на нее:

– И твоя мать тоже…

– Да. Ее похоронили высоко на Гребне Мертвых. Она смотрит на нас оттуда.

Не успел Гилас ответить, а Пирра уже со всех ног поспешила дальше. Вскоре деревья расступились, и они вышли на открытое место. Гилас ахнул.

Перед ним раскинулось огромное скопище пепельно-серых домов, теснившихся друг к другу. Вместе они напоминали одну гигантскую деревню вокруг бледного сияющего холма. Но, приглядевшись, Гилас понял: нет, перед ним не холм, а огромная, великолепная крепость. Ничего подобного он даже вообразить не мог. Стены казались на удивление гладкими, их даже пепел не коснулся. По верху тянулся ряд огромных каменных бычьих рогов. Даже в полутьме, без Солнца, от Дома Богини исходило неземное сияние, будто он светился изнутри.

– Кунису, – произнесла Пирра. В ее голосе одновременно звучали и горечь, и гордость. – Дом Богини.