Картинка возникла сперва мутная, потом налилась светом.Похоже, они смотрели через один из светильников в замке барона Стоуна. Томасувидел внутренние покои, коридоры, потом, словно чуя его стремление, ихнеудержимо повлекло вдоль коридоров наверх, замелькали крутые лестницы, ступенибежали по винту, загибались внутри тесной башни.

А потом возникло бледное лицо молодой женщины, совсем ещеребенка. Она была в дорогом платье, ниспадающем до самого пола, светлые волосыбыли убраны под чепец, искусно вышитый серебром и жемчугом.

Она держалась гордо выпрямленной, глаза сверкали. Голос былчистый и звонкий:

— Оставьте эти напрасные попытки, любезный брат! Вамэто ничего не даст!

Изображение сдвинулось, видно, Табити взглянула через другойсветильник или факел. Теперь комнату было видно целиком. Томас застонал и неглядя похлопал по траве, разыскивая свой меч.

В покоях Крижаны были еще двое. Сэр Гульд и сэр Фулк, обазаклятые враги Томаса. Он постоянно сбрасывал их с коней на турнирах, и хотяконей и вооружение, по правилам принадлежащие ему, возвращал побежденным, ихненависть к Томасу почему-то только увеличивалась.

— Сними! — проревел Гульд. Он был похож наогромного вепря, которого Томас заколол на прошлой неделе. Даже волосы наголове напоминали щетину. — Сними, не позорь наш род!

Томас наконец увидел, из-за чего Гульд готов ударить младшуюсестру. На решетке узкого окошка ветром трепало белый платок. Крижана махалаим, когда он ехал мимо замка, потом ее оттащили, но она привязала платок крешетке. Неужели все три года он висит там и ветром его треплет?

— Этот платок останется до возвращения сэра Томаса!

— У тебя свадьба через две недели!

Ее голос был тверд, как камни Стоунхенджа:

— Я дала обет ждать сэра Томаса три года. Я не нарушу.Когда истечет последний день... да, я смирюсь с судьбой. И тогда не думаю, чтозахочу сказать «да» сэру Мелоуну, но я скажу. Для меня тогда будет уже всеравно.

Уже сэр Мелоун, подумал Томас с отвращением. Редкостныйтрус, что умер бы от ужаса, возьми его в доблестный поход против сарацин. Когдакороль набирал молодых рыцарей, этот откупился, а соседям объявил, что корольоставил его защищать земли от врагов, что могут напасть на Британию. Такиетрусы после любой войны объявляют себя героями, твердят о своих подвигах такусердно, что сами начинают верить!

Фулк, который помалкивал, сказал примирительно:

— Сэр Томас — доблестный рыцарь, кто спорит? Но Господунашему тоже нужны такие рыцари для битв и переворотов там, наверху... Неслучайно же герои гибнут быстрее, чем простые воины. А никчемные йомены вовсеживут до глубокой старости. Так что сэр Томас давно уже поглядывает на нашуБританию сверху... Или поглядывал первые год-два... я хотел сказать, день-два.

Голос Крижаны был холодным, как лед:

— Объяснитесь, доблестный сэр. Я не поняла вашихнамеков.

— Борьба за истинную веру идет как на земле, так инаверху. Небесное воинство Христово, под предводительством доблестных рыцарейархангела Михаила и архангела Гавриила неустанно бьется с сарацинами и там,наверху. Наши войска вторгаются в их магометанский рай, жгут и грабят,повергают наземь идолов, берут богатую добычу... Но, как бы выразитьсяподеликатнее... в магометанском раю к каждому праведнику приставлено по десятьтысяч гурий. Гурия — эта сладкотелая дева, обученная всем утехам, способнаядать мужчине намного больше, чем может даже вообразить земная женщина... да ещеиз холодной Британии... да еще обученная читать и писать...

Томас задвигался нервно. Мерзавец говорит правду, темопаснее его речи. Сарацинские женщины в самом деле... Вспомнишь иной раз, спинакраснеет от стыда, а чресла переполняет языческая мощь. А уж в их раю должныбыть вовсе волшебницы по этой нечестивой, но губительной части...

Изображение начало меркнуть, словно в светильникезаканчивалось масло. Баба-яга подвигала руками, Табити что-то пробормотала,потом свет стал ярче.

Покои Крижаны были видны с другой стороны. Она стояла теперьслева, Томас хорошо рассмотрело красное от вечного пьянства лицо Гульда, еговздутый живот, короткие заплывшие жиром руки. Фулк посматривал хитро, он всегдаумел добиться больше языком, чем мечом.

— Мы все знаем сэра Амальрика, — сказал онвдруг. — Он клялся на Библии, что Томас упал с башни Давида. Он своимиглазами видел, как сэр Томас рухнул на каменные плиты у подножья. А ведь башняДавида лишь на три пальца ниже, чем Вавилонская!

— Не верю, — отрезала Крижана. — Разве чтосэр Амальрик его сам подтолкнул...

— Упаси Господи!

— Но об этом он клясться не станет, не так ли?

Фулку надоело препираться, отрезал, как отрубил топором:

— Через две недели. К свадьбе начинаем готовитьсясейчас. Я не верю в возвращение в последнюю минуту. Если бы мог, он бы вернулсяеще год назад. А то и два.

Гульд добавил смиренно:

— А то и не уезжал бы вовсе.

Лицо Крижаны было белым, как мел, сердце Томаса разрывалосьот горя. Но голос ее был так же резок, как и голос старшего брата:

— Я верю в возвращение сэра Томаса так же, как верую вХриста и Пречистую Деву. Он не бросает слов на ветер. Он вернется вовремя.

Пламя взметнулось выше, взревело, и картины замка погасли.Вокруг костра сидели молча, даже кикиморы притихли, а мавки перестали хихикать,смотрели на печального рыцаря с горячим сочувствием.

Баба-яга молчала, и без того видно — потешила. Ведьмывытирали слезы, жалостливо хлюпали носами. Одна из мавок, размазывая слезы повсей морде, смотрела на молодого рыцаря покрасневшими глазами.

— Ба-а-атюшка!... Надо-о-о помочь...

Велес огрызнулся:

— Через неделю смогем. А сейчас — сама знаешь.

— Ему всего две недели осталось!

Велес пожал плечами.

— На одной девке свет клином не сходится. Другуюнайдет.... Ну ладно-ладно, сходится свет! Но мы в неделю примирения не можемвредить другим.

Олег кашлянул, сказал негромко:

— Вы придерживаетесь таких правил. А противник?

Велес сказал грозно:

— А что противник? Разве правила не для всех?

— Правила лишь для равных, — сказал Олегвнятно. — А в мир пришел молодой и очень злой бог... и болезненноревнивый. Он боится честного поединка. Потому он только себя объявил богом, авсех остальных — грязными и подлыми демонами. А раз так, то какие могут бытьправила с демонами, исчадиями тьмы? Их надо просто истреблять всеми средствами.Честными и нечестными. Особенно нечестными, ибо они, то бишь вы, — врагивсего рода человеческого!