Велес отхлебнул из братины, пробасил:

— Христа?.. Что-то слышал... Новый бог?

— Новый, — заявил Томас, он дрожал отнапряжения. — Самый справедливый и добрый!

Велес похлопал ему по плечу.

— Тогда не оставляй его, коли хороший... А чо? Давай иему столб поставим среди наших. Хороших надо чтить, понял? У них от этого силприбывает. Чем больше о боге думаешь, говоришь, идешь его путем, тем онсильнее. А нехороший и без помощи на небеса взберется...

Она погубила себя навеки, понял Томас обреченно. Она пьет ихзелье, ест их дичь, даже пляшет с ними. А нигде так полно не отдается душадьяволу, как в бесовских танцах. А танцы — все бесовские... От них кровьстановится горячей даже у него, который только смотрит, а ноги сами дергаются,пытаются идти в богозапретный пляс. Угодные богу танцы только те, когда некасаешься в танце женщины, когда двигаешься плавно и величаво, когда все мыслио высоком, аж скулы воротит от зевоты...

С тоской, понимая, что губит себя навек, он взял кубок свином, залпом опорожнил. Вино было не лучше, чем сарацинское, но не сказать,что хуже. А мясо было как мясо, какое постоянно ел в походах: грубо спеченноена углях и плоских камнях. Правда, на редкость сочное, тает во рту.

На миг встретился взглядом с Ярой. Оба, словно испугавшисьчего-то, одновременно отвели взгляды.

Он ощутил чье-то присутствие. Резко оглянулся — к немунеслышно подходила, словно плыла, женщина неслыханной красоты. У Томасаперехватило дыхание, а во рту сразу стало сухо и горячо. Дьяволица, но теперьпонятно, почему многие славные рыцари отдали душу дьяволу.

— Ты пил нашу воду и ел нашу соль, — произнеслаона медленно, голос был красивый и низкий. — Почему вдруг?

Томас старался держать голос ровным, полным достоинства:

— Да просто так. А что?

— А не потому ли, что твоя спутница...

— С чего ради? — возмутился Томас очень горячо,даже не дослушав. — Ради нее я не пошевельну пальцем! А уж гореть в гееннеогненной вместе... Да если она даже в раю окажется, чего Господь в своейсправедливости не допустит, то я чтобы не встречаться с нею, сам попрошусь вад!

Глаза женщины были полны симпатии. Слабая улыбка чутьтронула губы. Она оглянулась на калику, тот скалил зубы, смотрел на нее хитро,с тайной насмешкой.

— Мир не меняется, — сказала она негромко, — Онтолько сбрасывает, как ящерица, старую шкуру. Но сердце все то же. Сильное игорячее!.. Спасибо тебе, боец чужого бога.

Томас не понял.

— За что?

В руках женщины с легким хлопком возник длинный изогнутыйрог. По тому, как держала, Томас понял, что рог полон до краев. Он хотелотказаться, христиане пьют-де только из кубков, но руки приняли языческое питьебудто сами по себе.

Женщина повернулась к поляне. Голос ее стал неожиданносильным:

— Если отказывается Перун, если Велес против... то всеже я, Леля, беру их под защиту!

Томас видел, как вскинулся от удивления калика. Глаза его

расширились, он непонимающе смотрел то на языческую богиню,то на железного рыцаря. Томас подсел к калике, тот был занят куриной ногой,жевал неторопливо, на друга лишь покосился зеленым глазом.

— Кто эта демонша?

— Леля, — буркнул Олег. — Богиня, дурень...Неужто так боишься?

— Боюсь, — признался Томас. — Не гибели, аискушения. Что тело, оно бренно, а вот душу бы не запятнать.

— Не путай душу с совестью.

— Сэр калика, ты меня не путай. Есть тело, есть душа.

Пока они были заняты богословским диспутом, Леля увелаЯрославу, что-то нашептывая ей на ухо. На миг они показались Томасу похожими,как сестры: рослые, статные, уверенные в своей красоте и здоровье.

Томас провожал их взглядом, пока они не скрылись задеревьями. Вздрогнул, услышав сильный голос Перуна:

— Ну-ка, баба-яга, чем потешишь нас на этом раз?

Баба-яга подобрала беззубый рот, прошамкала:

— Чем вас тешить, когда нового зреть не желаете, астарое уже в печенках?.. Ну, разве что наши гости на этот раз помогут?

Олег равнодушно пожал плечами, а Томас вскрикнул сотвращением:

— Я? Тешить то, что противно нашей вере истинной?.. Дая... Да ни за...

Резкий хлопок прервал его жаркую речь. Костер внезапновзметнулся жарким пламенем. Багровый огонь поднялся на высоту в двачеловеческих роста, вверху с языков сыпались щелкающие искры. Томас отсел отжара, если даже демоны отодвигаются, а им, как известно, адское пламя в самыйраз, смотрел на бабу-ягу с подозрением.

Она подвигала костлявыми руками, воззвала громко и нараспев:

— О благословенная Табити!.. В этот день всеобщегопримирения яви нам согласие, дай знак!..

Пламя внезапно упало до самых углей, хотя жар не снизился,тут же взметнулось еще выше, чем раньше. Баба-яга сказала еще громче:

— Вот и лады. В этот час всеобщего примирения, когда мыне враждуем и не делим, внеси свою долю в наше веселье. Яви то место, о какомдумают наши гости. А мы поглядим, потешимся!

В жарком пламени возникли сгущения, тени, двигались какие-тофигуры. Наконец на красноватом пламени все увидели раскидистые деревья, поляну,жаркий костер.

Перун недовольно покрутил головой.

— Это все, что ты умеешь? Это мы и так видим.

Баба-яга бросила злой взгляд на волхва.

— А что ж делать, если он на что смотрит, о том идумает?.. Погоди, давай другого гостя поглядим.

В пламени очистилось, некоторое время мелькали смутные тени.Затем пламя словно бы потемнело и так оставалось до тех пор, пока злой голосПеруна не заставил гостей подпрыгнуть:

— Да что ты нам показываешь?.. Ни черта ж не видно!

Баба-яга заторопилась:

— Погодь-погодь! Я ж не виновата, что его мыслиблуждают черт-те где! Табити!

Из пламени донесся голос, щелкающий и шипящий:

— Я могу смотреть лишь через пламя.

Олег толкнул Томаса локтем.

— У вас в замках чем теперь светят: маслянымисветильниками или еще факелами?

— И тем и другим, — ответил Томас,вздрогнув, — Только светильники теперь называют лампадами.

— В твоем замке есть эти... лампады?

Томас представил себе внутренние покои барона Стоуна, гдесветильники были даже в коридорах. Видение как наяву встало перед глазами, онпочти услышал запах подгоревшего масла, увидел высокие своды залов, массивныепоперечные балки... и тут вдруг обратил внимание, что в пламени происходятизменения!