– Цапкин, наливай.

Я принёс было вина из подвала, Сева посмотрел на меня как на еретика, и мне пришлось вернуться и принести водки.

Первые пол-литра мы осушили минут за десять, практически не разговаривая, выдавая только стандартные тосты: за встречу, за прошлое, за дружбу. И вот, когда я открыл вторую бутылку, Сева посмотрел на мангал и сказал:

– Может, запалим?

– Запалим, – ответил я и насыпал в мангал угли.

Я брызнул на угли розжиг и, пока они занимались, спросил:

– Только не говори, что соскучился.

– На самом деле соскучился, но приехал, конечно, не из-за этого.

– Я догадываюсь, из-за чего.

– Знаю, что догадываешься.

– Так ты теперь всё-таки разведчик?

– Можно и так сказать. Скажем, работаю я там.

– Мне бояться?

– Ой, Цапкин, когда ты хоть чего-нибудь боялся? Если тебе будет спокойнее, сразу скажу: визит неофициальный.

– Соскучился, стало быть.

– Соскучился, Цапкин, соскучился.

Никогда не думал, что человек из прошлого может пробудить во мне столько замечательных эмоций. Ведь люди из прошлого – даже не люди, не совсем человеки, это, если хотите, целая концепция для разума, сложенная из запахов, взглядов, жестов, но ещё больше из ситуаций. И люди из прошлого, как истории, с ними связанные, почему-то вспоминаются с большим значением и весом, несмотря на то что зачастую у них, у людей, была банальная эпизодическая роль.

Когда наши взгляды с Севой пересекались, я ловил в них примерно ту же мысль и такое же удивление, как у меня: как так получилось, что, не придавая особого значения друг другу тогда, сейчас мы оба решили, что были настоящими друзьями?

– Знаешь, Цапкин, я всё думал, пока ехал к тебе, как начать разговор, а сейчас решил, что как есть, так и скажу, без предисловий. Откуда взялся Отто? – спросил Сева.

– Вопрос или допрос, товарищ-разведчик?

Сева глянул на меня исподлобья, и я пожалел о вопросе.

– Ну какой допрос, Цапкин? Ладно, если ты так настроен, давай я тебе расскажу, что уже знаю.

– Сева, может, ты мне лучше расскажешь, откуда интерес, только на чистоту.

– Ты же сам увидел во мне состоявшегося разведчика, так? – Мне показалось, что Сева вдруг как-то расслабился что ли, с лица ушла напряжённость.

– Ну.

– Разведчик, ага. Эзотерического, мать его, фронта. – Сева благодушно улыбнулся.

– Натурально?

– Как есть. Слушай, Цапкин, мне кажется, не получится у нас откровенный разговор с наскоку, давай нажрёмся.

– Как в старые? Только ларька на Новом Арбате больше нет.

– Да чёрт с ним, с ларьком, Новый Арбат же остался.

– А давай, – ответил я, и, прихватив с собой пару бутылок водки и бутылку вина, мы отправились в начало Нового Арбата на то место, где раньше стоял ларёк. Машина, на которой привезли Севу, медленно ехала чуть впереди нас, мигая аварийкой.

– Не обращай внимания, – сказал Сева, заметив некоторую мою растерянность по этому поводу.

Он махнул, машина остановилась. Сева подошёл со стороны водителя и что-то сказал, когда опустилось стекло. Машина тут же рванула с места, крякнув пару раз спецсигналом, и скрылась из виду.

В двух метрах от места, где раньше стоял мой ларёк с сигаретами, радом с проезжей частью, теперь красовалась новеньким прозрачным пластиком автобусная остановка. Мы с Севой уселись на скамейку, спугнув осторожную девушку, что вспорхнула, едва завидев нас. Сева одним движением откупорил бутылку и тут же приложился. Крякнув и занюхав рукавом, протянул бутылку мне.

– Ты же вроде бросил пить? – спросил я и тоже сделал внушительный глоток.

– Не поверишь, первый раз с того времени, как в реку нырнул, пью.

– А чего так?

– А вот так, Цапкин, сложилось всё сегодня.

– Что ты говорил про эзотерический фронт? – спросил я Севу, заметив, что расспрашивать, что у него там сложилось, сейчас лучше не надо.

– О, это интересная история. Ты в НЛО веришь? – оживился Сева.

– Нет.

– И правильно делаешь, и я не верю. А в Нострадамуса?

– Ну так.

– Вот! Но кто-то же должен выяснять – правда всё это или нет, да? – Было видно, что Сева немного захмелел, видимо, действительно все эти годы не пил. В былые времена увидеть такое было почти невозможно.

– По-любому должен, – согласился я.

– Вот я и выясняю. Потому и разведчик, мать его, эзотерического фронта.

– Что, про Нострадамуса?

– В баню Нострадамуса. Скажи, Цапкин, так откуда Отто появился? Ты ведь уже понял теперь, что я всю историю вашу знаю?

– Да понял-понял. Я не знаю, Сева, правда не знаю, никакого разумного объяснения не придумал.

– Этого я и боялся, – сказал Сева и разом сделался почему-то грустным, как Штирлиц перед провалом. – Мы тоже не знаем.

«Мы» прозвучало так весомо, что мне стало не по себе. Словно тут сейчас за каждым деревом прячется один из всемогущих «мы».

– Поначалу, когда мы начали интересоваться историей Отто, я обрадовался, что он связан с тобой. Потом, когда произошли события на теплоходе, испугался.

– Почему?

– Потому, Цапкин, считай, что свой долг я тебе отдал за то, что ты мне жизнь спас.

– Я не считал, что ты мне должен.

– Тем не менее.

– Ладно.

– Короче, прессовать вас поначалу хотели, но я убедил, что ваша история – как раз то, ради чего наш отдел создавался. А то у нас раньше либо НЛО, либо Нострадамус, либо, прости господи, битва экстрасенсов по телевизору. А тут всё по-настоящему.

– Слушай, Сев, без Нострадамуса можешь объяснить, что к чему? – Я начал раздражаться от его иносказательности.

– Ладно. Поехали к блогеру, по дороге расскажу.

Сева резко подскочил со скамейки и поднял руку.

Тут же я услышал, как вдалеке спецсигналами закрякала машина. Услышал и тут же увидел. Машина неслась со скоростью болида. Развернувшись через две сплошных, она резко затормозила перед нами. Сева открыл заднюю дверь, приглашая меня в салон. Он хлопнул дверью, и машина, сжигая покрышки, рванула с места.

Вот что рассказал Сева, пока машина неслась из центра города на юго-запад.

Так называемый эзотерический отдел, или официально – отдел «Э», – существовал в органах государственной безопасности всегда, только дело в том, что смысла в нём, как ни странно, никакого не было. Потому что тех самых чудес, за которыми нужно было бы следить, попросту не случалось. Каждый новоявленный экстрасенс оказывался очередным шарлатаном, любой из провидцев не мог почувствовать, что, пока он делает записки о будущем человечества, на кухне уже выкипает чайник. Отдел «Э» следил за всеми, кто так или иначе появлялся в «эфире». Эфиром в отделе «Э» называли всё, что невозможно объяснить разумно: людская молва, случайные заметки в региональных газетах, россказни прихожан в церквях, а с расцветом интернета – любые