Литва решила ускорить события. 10 января 1923 года в Мемель вошли полторы тысячи литовских добровольцев во главе с майором контрразведки Йонасом Будрис-Половинскасом. Через пять дней Мемель был захвачен и переименован в Клайпеду.

Французы не перенесли позора и отправили против бунтовщиков эскадру, высадившую в Клайпеду десант. После упорных боёв литовская сторона подписала компромиссное соглашение: город оставался под управлением французов, но они обязались передать Клайпеду Литве. «Сохранив лицо», Франция официально отдала город под суверенитет Литвы позднее – в 1924 году.

Устье реки Данге, впадающей в Куршский залив в районе порта Мемеля, 1902 год

Однако в городе спокойней не стало. Поднимающая голову фашистская Германия стремилась вернуть Мемель тысячелетнему Рейху. 22 марта 1939 года Гитлер предъявил Литве ультиматум с требованием возвратить Клайпеду. Опасаясь войны, слабая Литва капитулировала. На следующий день в Мемель вошла немецкая эскадра во главе с линкором «Дойчланд», на борту которого находился Гитлер.

Большая часть литовского населения была вынуждена бежать. Семья Кацман вновь поменяла место жительства – на Каунас.

А через год в Литву вошла Красная армия. Так юный Мойша оказался в Советском Союзе.

22 июня 1941 года в 4 часа утра пионерский лагерь в Паланге, где отдыхал Мойша, был разбужен страшным грохотом. Дети выбежали из спальных корпусов и увидели взрывы бомб и зарево от горящих домов. Прямо над лагерем на бреющем полёте неслись немецкие самолёты. Взрослых не было – воспитатели попрятались.

– Бежим, – закричала какая-то девчонка, – это война!

– Младших надо спасать! – остановил её Мойша.

Ребята бросились в палаты, где продолжали мирно спать семилетки. Мойша бегал между кроватей, срывая с малышей одеяла. Помещение заполнилось испуганным плачем и криками на разных языках.

– Будем пробираться в город, – сориентировался Мойша. – К автовокзалу!

Часть детей последовала за ним – навстречу взрывам и огню. Остальные испугались и бросились в противоположную сторону – к морю. Больше их живыми никто не видел.

На вокзале дети битком набились в автобус. С открытыми дверями и висящими на подножке пацанами машина двинулась прочь из горящей Паланги. На выезде из города автобус остановил офицер Красной армии.

– В колонну! – крикнул он водителю. – Следуй за грузовиком с ранеными!

Вскоре автобус с детьми оказался в гуще отступающих красноармейцев. Кругом царила неразбериха – никто не имел карт и не знал, куда двигаться.

– Где дорога на Ригу? – спросил стоявшего у обочины литовца советский солдат с перевязанной головой.

– Там, – махнул рукой литовец. – Туда поезжайте.

Колонна двинулась в указанном направлении и через час наткнулась на немцев – красноармейцам указали неверный путь. Началась стрельба. Дети выскочили из автобуса и бросились врассыпную. Мойше повезло – он спрятался в лесу, а потом прибился к другой группе красноармейцев. Советские солдаты довели его до ближайшей железнодорожной станции и посадили в поезд, уходящий на восток. Через неделю Мойша вышел на незнакомом вокзале.

– Станция Балахна, – гласила вывеска на перроне. – Горьковская область…

Почти год Мойша беспризорничал – жил где попало. Куда подевались его родители, братья и сёстры – он не знал. Надеялся, что живы. Как только Мойше исполнилось 17 лет, он отправился в военкомат. Решил записаться добровольцем в Красную армию.

– Кацман? Беженец из Литвы? – разглядывал документы седой майор со шрамом поперёк лица. – Добре! Мы как раз формируем литовскую дивизию. Там вашего брата хватает!

16-я дивизия была необычным подразделением. У политического руководства СССР появилась идея – сформировать национальные прибалтийские дивизии. В том числе и литовскую. Приказ начальника – закон для подчинённых. Но где взять столько литовцев? Одни остались на оккупированной фашистами территории, а другие совершенно не горели желанием сражаться с немцами. И тут кому-то пришла в голову мудрая мысль – еврейские беженцы! Они ведь тоже из Прибалтики.

Кёнигсбергская Новая синагога на Линденштрассе, 1889–1914 годы

В общем, большая часть солдат и младших командиров 16-й дивизии говорили на идиш. Только наглядная агитация была сплошь на русском языке.

– Внуки Суворова и Кутузова! – прочитал Мойша плакат над входом в казарму. – Россия смотрит на вас!

– Шалом бридер! – встретил новобранца чернявый сержант и, указав пальцем на плакат, добавил по-русски. – Не подведи дедушек, я тебя умоляю!

Командир 249-го полка «литовской» дивизии Фёдор Лысенко был потомственным донским казаком и евреев недолюбливал.

– Настоящих солдат из вас и за десять лет не сделать! – сверкал очами полковник. – А мне на ваше обучение дали всего три месяца!

Действительно, новобранцы дисциплиной не блистали и к занятиям относились с прохладцей. Особенно недолюбливали строевую подготовку и зубрёжку уставов.

– «Красноармеец, краснофлотец обязан…» – морщился, словно от зубной боли, Мойша. – Оно мне это надо?!

– Одно из двух, – угрожающе цедил старший политрук Кац. – Или вы освоите устав Красной армии, или… одно из двух!

Советские солдаты учатся преодолевать проволочные заграждения. После этого – переход в учебную атаку. Фото М. Савина. Восточная Пруссия, 1944 год

К началу февраля 1943 года дивизия была полностью укомплектована. Перед отправкой на фронт её в последний раз проинспектировали представители командования Московского военного округа. Когда проверяющий генерал распекал полковника Лысенко и его офицеров за неприглядный внешний вид подчинённых, мимо них вальяжно профланировал небритый Мойша в расстёгнутой шинели. Честь старшим по званию он не отдал – задумался.

– Что за бардак у тебя в полку творится?! – грозно рявкнул генерал на полковника.

– Политрук Кац! – взвизгнул Лысенко. – Разберись с этим разгильдяем!

Кац неуклюже козырнул и побежал за Мойшей.

– Мойша, я-таки не понял, – положил руку на плечо солдату политрук, – ты за что-то на меня сильно обиделся? Тебе трудно этому генералу честь отдать?