– Ну, пожалуйста, – взмолилась Алина. – Хоть что-нибудь.

Лидочка подошла к стене с фотографиями, сняла большую рамку и поднесла ее к нам.

– Вот. Это первая фотография из папиной коллекции.

Мы с Алиной буквально вцепились в фотографию. Алина тянула рамку на себя, я ей не уступала. Не замечая нашей безмолвной потасовки, Лидочка начала рассказывать.

– Папу только-только назначили на должность директора детского дома. Вот он, – она указала на мужчину в гимнастерке. Собственно, это и так было понятно. – Это наша завхоз, тетя Валя. А вот я, – Лидочкин ноготок уткнулся в щупленькую девчушку, улыбавшуюся во весь рот. – Это все дети, которые были на тот момент в детском доме. Ни много ни мало тридцать человек. У нас тогда было всего две группы: младшая и старшая. В младшую попали дети до восьми лет, а в старшую от восьми до четырнадцати.

– А где Ада? – спросила я, пристально рассматривая фото.

– По-моему, вот она, – Лидочка показала на девочку в косынке, стоявшую второй в первом ряду.

– Вы не уверены? – спросила Алина, заметив в Лидочкиных глазах сомнение.

– А сколько лет было вашей Аде?

– Столько же лет было, сколько и вам.

– Много воды утекло с тех пор, – посетовала на память Лидия Васильевна. – Папу только назначили. Столько новых лиц, столько друзей. Я не успевала знакомиться. Я вообще-то человек общительный. Помню я эту девочку, но с ней я мало общалась. Ее привезли в детский дом в очень плохом состоянии, первый месяц она пролежала в лазарете, потом вышла и опять заболела.

– А кто вот эта девочка? – Алина ткнула пальцем в рядом стоявшую с Адой худющую девчушку в такой же косынке.

– Подружка Ады по лазарету. Кажется, ее звали Алла. Пробыла у нас она недолго. У нее нашли открытую форму туберкулеза и перевели в другое место. Наверное, в больницу. К нам она больше не вернулась.

– А ведь они похожи, – констатировала Алина.

Девчонки и правда были похожи как сестры: обе чернобровые, с большими и грустными глазами.

– У вас лупы нет? – спросила я.

– Лупы? – удивилась Лидочка.

– Да, хотелось бы увеличить фото.

– Есть простое увеличительное стекло, сейчас принесу, – Лидочка сходила на кухню и вернулась, держа в руке линзу.

Увы, линза нам не помогла: фотография была старой и нечеткой. Даже увеличив изображение в несколько раз, разобрать черты лица было сложно.

– Н-да, – я сокрушенно покачала головой. – Лидия Васильевна, а вы не помните, у какой из девочек было родимое пятно на виске?

– Я ведь вам говорила, что ни с одной, ни с другой девочкой не дружила. Я их практически и не видела: папа запрещал мне заходить в лазарет. С лекарствами было очень плохо. Чтобы дети друг от друга не заражались, стоило кому-то чихнуть, его тут же изолировали.

– А вот это, наверное, Вера, – воскликнула Алина, указывая девочку-блондинку, которая жалась к нянечке.

– Точно, я эту девчонку хорошо помню, – оживилась Лидочка. – Она очень часто плакала. Нянечка говорила, что она даже кричит во сне, маму зовет.

– А фамилию Аллы, девочки у которой нашли туберкулез, вы не помните?

– Нет.

– А кто может ее помнить? Медсестра, нянечка…

Лидия Васильевна с легкой грустью во взгляде посмотрела на нас:

– Я тогда была ребенком, а теперь… Не все до моего возраста доживают. Нянечка мне уже тогда казалась древней старухой, хотя на самом деле ей было немногим больше сорока лет. И медсестра приблизительно была того же возраста, что и няня.

– Да, конечно, – Алина понимающе улыбнулась. – Люди не вечны.

– Хотя знаете, – воскликнула Лидочка, а мы затаили дыхание. – Нет, эта девочка тоже умерла, – вспыхнувшие в одно мгновение глаза Лидочки вновь потускнели. – У медсестры была дочь, Варя. Вот та дружила и с Адой, и с Аллой. Но через год или два, после того как за Адой и Верой приехал отец, а Аллу увезли в больницу, Варя умерла от скарлатины. Помню, мы, дети, так плакали…

– Лидия Васильевна, а вы были на встрече воспитанников детского дома? – я вдруг вспомнила, что Ада специально пригласила Веру Семеновну в гости, чтобы свозить ее в детский дом.

– А как же! Я сама готовила встречу, – гордо ответила Лидочка. – Все эти фотографии висели в холле детского дома. Многие воспитанники встретились со своими друзьями юности, с которыми много лет назад потеряли связь. Столько слез радости пролилось в тот вечер. Конечно, многих уже и в живых нет, – Лидочка сделала грустное лицо. – Что делать? Годы нам здоровья не приносят.

– На эту встречу приезжала и Ада с Верой.

– Так она не пропала?

– Почему она должна была пропасть?

– Мне показалось, что вы ее разыскиваете, – пожала плечами Лидочка.

– Нет, Лидия Васильевна, вы нас неправильно поняли. Она не пропала, – пустилась в объяснения Алина. – Она… Она…

«Ну как объяснить Лидочке, кого мы ищем, если вместо конкретных фактов, что Ада совсем не Ада, у нас только лишь предположения? Тут сам запутаешься», – пожалела я Алину, которая резко замолчала, не зная, что Лидочке ответить.

– К нам обратилась родственница вот этой девочки, – я ткнула пальцем в Аллу, – с просьбой ее найти.

– Даже не знаю, как вам помочь, – вздохнула Лидия Васильевна.

– А на встрече вы с Адой Семеновной общались?

Вместо того чтобы нам ответить, Лидочка спросила:

– Хотите, я вам расскажу, как проходила встреча воспитанников? Все эти фотографии были увеличены в несколько раз и вывешены в актовом зале. Каждый приехавший подходил к фотографии, находил себя, обводил свое лицо фломастером и рядом писал фамилию. Ой! – спохватилась Лидочка. – Что же я раньше не сообразила? У меня же есть эти увеличенные фотографии! – Она подбежала к комоду и стала выгребать из верхнего ящика бумаги. – Нашла! Вот он, увеличенный снимок. Смотрите: чьи лица в кружках, те люди были на встрече, – она развернула перед нами распечатанную типографским способом фотографию.

На фото мы увидели всего пять кружков. Лидочка обвела себя. Вера, Ада и еще два мальчика нашли себя на фото. Все, кроме Ады, написали рядом фамилии. Ада почему-то этого сделать не захотела.

– Видите, лицо Аллы не обведено, значит, она не приезжала. А что касается вашего вопроса, общалась ли я с Адой… Организовывая встречу, я рассчитывала, что она продлится два дня. В первый день – торжественная встреча гостей и ужин, а второй день – день воспоминаний. В первый день я была очень занята. А ну-ка попробуй всех встреть, рассели. Может, она ко мне и подходила, но я не помню. Столько людей понаехало, что голова шла кругом. А утром следующего дня сестры Иволгины уехали. Очень жаль, что я с ними не успела поговорить толком.