Видя десятки этикеток с именами, я убеждаюсь, что памяти лишили далеко не меня одну. Все эти люди в какой-то момент личной истории отказывались от своего прошлого ради… чего? Денег? Успеха? Красоты? Понимали ли они, лишаясь имен, что продают далеко не только это? Нет, не понимали. Эликс обманывал одного за другим: заманивал, напускал туману, делал предложение, от которого нельзя отказаться.

Я не могу махнуть на всех них рукой. Если сегодня ко мне вернется память, то будет несправедливо обречь остальных на беспамятство. Не выпускаю из рук «Генриетту». Этикета пожелтела, ей явно не один десяток лет. Я поднимаю колбу высоко над головой и изо всех сил швыряю ее на пол. Осколки разлетаются в стороны под скорбный стон:

– ГЕНРИЕТТА…

Одной меньше.

Я задумчиво смотрю на груду осколков. Сколько колб мне придется разбить, чтобы добраться до своего имени? Жоло мог бы мне помочь, он меня знает. Я поднимаю глаза – и не вижу брата. С висящей на одной петле двери на меня смотрит пустым глазом безмолвный ворон. Что на него нашло? Зачем он прячется под белым птичьим оперением? Я сказала что-то не то? Отреагировала не так, как ему хотелось?

Шаги на лестнице дают превращению более логичное объяснение. Появляется встревоженный Элифас.

– Что здесь происходит? Я слышал звон. Что-то разбилось?

– Все прекрасно! – заверяю я его с деланой небрежностью. – Я немного порылась в вещах Эликса.

Он подходит к полкам, разглядывает колбы, берет одну.

– Банки с этикетками… Давненько не видел этого добра в таком количестве!

Загорелый воришка упирается взглядом в меня. Быстро же он соображает! Наш Элифас – большой хитрец.

– Насколько я понимаю, бесценная Сага, вы в одном шаге от того, чтобы обрести истинную личность?

Пожимаю плечами и вместо ответа разбиваю о пол вторую склянку.

МАНОН…

– Если хотите помочь – не стесняйтесь!

Он с улыбкой перекладывает колбу из руки в руку, будто приноравливается, как бы ею пожонглировать.

– Между прочим, такой товар на черном рынке очень дорог. У Эликса здесь целое состояние!

Я от души расколачиваю третью колбу (ЛЕОПОЛЬДИНА), давая понять, что мне нет до этого дела. Осколки долетают до меня. Глядя на свои босые ноги, я вдруг вспоминаю, что давно забыла про носки и про обувь, и лезу на табурет, чтобы поберечься: осколков ожидается много. Рука тянется за следующей колбой.

– Каждая – это чья-то похищенная память и страдающий человек. Не собираюсь наживаться на чужом несчастье.

Звон стекла.

КАРМИНА.

Элифас пожимает плечами.

– Учтите, этим занимается большинство колдунов. Их могущество зиждется не на любви и не на птичьем пении.

Я бросаю колбу (ЖЮЛЬ) и беру еще одну (ЖИНЕТТ). Но меня останавливает внезапная мысль.

– А вы знаток колдунов! Как насчет чародеев?

Элифас косится на ворона. Так я и знала! Он с самого начала делал вид, что верит мне, но слишком умен, чтобы быть таким доверчивым. Притворяюсь, что ничего не видела. Он опускает колбу на пол и озадаченно смотрит на меня.

– Зачем эти вопросы? Разве сами вы не в курсе дела?

Я решаю пойти ва-банк.

– Я не из вашего мира.

Он приподнимает бровь.

– Наконец-то! Вот вы и соизволили признать правду.

– У вас были подозрения?

– Я знаю все, что знал о вас Эликс и что он рассказывал некроманту. У меня тонкий слух, а беседы колдунов всегда весьма содержательны.

– Почему вы молчали?

– Мы друг другу чужие. Мне было бы совестно вытягивать из вас сведения. У вас есть право на ложь ради самосохранения.

Какое благородство! Выходит, я его совсем не знаю. Гразиэль обозвал его вором, но пока что я не видела, чтобы он что-то похищал. Наоборот, он подарил мне свою запасную рубашку.

КОРЕНТИНА…

– А вы? – спрашиваю я, разделавшись с еще одной колбой. – Вы мне лгали?

Он качает головой.

– Я ярый поборник истины. Если прижмет, лучше молчать, но не врать – таково мое правило.

Я рада это слышать.

– Вам смешно? – хмурится он при виде моей улыбки.

– Наоборот, я руками и ногами «за».

Звон стекла.

ВЕРОНИКА…

– Здесь надо хорошенько подмести, – цедит он, отбрасывая ногой большой осколок. – Иначе скоро будет не пройти. Не знаете, где мне найти соответствующее орудие труда?

– Загляните в ванную. Правая дверь.

Он удаляется, а я продолжаю бодро бить о пол склянки Эликса. ПЬЕР, СТАНИСЛАВ, ШАРЛОТТА… Всякий раз звучит голос владельца имени, раньше удерживавшегося волшебной печатью, потом раздается болезненный вскрик. ГОНЗАГ… Возвращается Элифас с веником и принимается заметать осколки в угол.

КРИСТИНА…

– Ну, так что? – спрашиваю я, переводя дух.

БРУНО…

– Вы о чем? – спрашивает Элифас.

– О чародеях. Почему колдуны их так недолюбливают?

ЖОЗЕФИНА…

Он улыбается, косится на ворона и отвечает:

– Даже не знаю, с чего начать. Это непростая тема…

НИКОЛАС…

– Хотя бы в общих чертах.

– Ну, так вот. Как вы поняли, волшебство – неотъемлемая часть нашего мира. Колдуны и чародеи существуют с незапамятных времен и всегда находились в конфликте, хотя уважали друг друга. Но лет двадцать назад две фракции стали откровенно враждовать. Насколько мне известно, войну объявили колдуны, заявившие, что чародеи считают возможным для себя не подчиняться законам и утаивать волшебство, хотя оно может быть полезно всем. В доказательство своей правоты колдуны открыли новые школы и стали готовить больше учеников. Любой мог туда записаться и постичь азы рунических заклинаний и целебных снадобий. Сначала чародеи по привычке держались в стороне, но постепенно среди них стали появляться жертвы, и они не могли не возмутиться. Так в мире волшебства разгорелась война.

– И что дальше?

Стоило ему начать рассказ, я перестала бить колбы. Заслушалась его повестью. Неужели мир волшебства до такой степени похож на мой? Война, зависть, убийства… Перед моим внимающим взором вставали невеселые картины.

– Вспыхнула настоящая бойня. Чародеев всегда было легко опознать: волшебная сила делает их бесцветными. К тому же их было немного, не больше тысячи. У них овладение мастерством волшебства отнимает много времени, тогда как колдун осваивает руны и снадобья за считаные годы. – Он обводит жестом колбы с этикетками вокруг нас. – Выводить буквы и делать смеси может любой слабоумный.