И, подмигнув в своей мальчишеской манере, он начинает играть вступление следующей песни, завораживая зал, а потом на соло накладывается потрясающий голос Рафаэля. Капюсин, не веря своим ушам, смотрит на сцену, потом оборачивается ко мне, и на ее лице расцветает счастливая безумная улыбка. Мы обе смеемся. Я без устали прыгаю в такт музыке и не могу оторвать взгляда от Рафаэля. Его волосы взлетают в воздух в ритме его движений, а улыбка… его улыбка настолько невероятно хороша… Это самое прекрасное, что я когда-либо видела.

Он поет и улыбается своей наглой умопомрачительной улыбкой, обещая нечто нехорошее, но сногсшибательное. Он до краев полон энергии, чувств, эмоций, жизни. Он не отводит от меня взгляда, в котором столько страсти, и все внутри меня тает и плавится. О Рафаэль, кипящая кровь, бушующее море, ночное небо без звезд. Он такой живой, думаю я. Он так полон жизни. Настоящей, бурлящей, кипящей жизни. «Да, Леа», – соглашается со мной мое подсознание. Он живой. Живой.

* * *

Мадам Феррар лучезарно улыбается, разговаривая с высоким статным чернокожим мужчиной. Пьер беззастенчиво влезает в их разговор.

– Мадам, думаю, мы здесь больше не нужны, так что мы пойдем.

Она стреляет в него недовольным взглядом, но говорит:

– Месье Амаду, познакомьтесь: Пьер Делион, один из участников группы.

Капюсин весело обнимает Пьера и щебечет:

– Моя рок-звезда!

Месье Амаду смеется, губы мадам Феррар тоже слегка дергаются в легкой улыбке.

– Приятно познакомиться, – пожимая руку Пьеру, говорит Амаду.

– Взаимно, – отвечает Пьер.

– Ну так что, месье ле президент, может, вы уже решили в будущем поменять род деятельности? Звезда рока – Пьер Делион! Я прямо вижу ваши афиши, – подмигивает учительница.

Пьер ухмыляется.

– Без вариантов, мадам. Она хочет быть первой леди, – кивая в сторону Капюсин, весело отвечает он.

– К тому же президент-рок-н-рольщик – это будет нечто новенькое, – встревает в разговор Квантан.

– Да, – соглашается мадам Феррар, – Пьер Делион, разрушитель стереотипов, русский президент рок-н-рольщик… боюсь даже представить, какой будет ажиотаж вокруг его персоны…

– Он – француз, – твердо произносит Рафаэль, заметив хмурое выражение лица Пьера. – Он – Делион. Львиная кровь. – Рафаэль хлопает его по плечу, и на лицо Пьера возвращается его мальчишеская улыбка.

– Спел? Смог? – приподнимая брови, ехидно интересуется у Рафаэля мадам Феррар.

Я думаю, что Рафаэль разозлится, но он никак не комментирует ее слова, поворачивается ко мне, удивленно поднимает брови и смеется в голос. Я непонимающе спрашиваю:

– Что такое?

– Ты похожа на жертву зомби-апокалипсиса, – улыбаясь, говорит он.

Все поворачиваются в мою сторону, и Капюсин в ужасе восклицает:

– Господи, у меня тоже все растеклось?

Квантан заглядывает ей в лицо и хохочет.

– Ты тоже жертва, – весело заявляет он.

– Пьер, – с упреком шипит Капюсин, – минуту назад ты сказал, что я прекрасно выгляжу.

Пьер пожимает плечами и все с той же улыбкой отвечает:

– Для меня ты всегда прекрасно выглядишь. Старина Квен, сфоткай нас!

Капюсин начинает ныть и хныкать, объясняя, что в таком виде ей фотографироваться не хочется. Пьер уговаривает, говоря что-то о живых кадрах, Квен приглушенно посмеивается, а я смотрю на Рафаэля, который играет с прядью моих волос. Его лицо освещает такая потрясающая улыбка, что я просто не могу оторвать от нее взгляда.

– Тебе понравилось? – тихо спрашивает он, наклоняясь к моему уху.

– Да, – коротко отвечаю я, судорожно ловя воздух. Рафаэль стоит так близко, что я ощущаю тепло его тела и совершенно перестаю соображать. Он ловит меня за талию и прижимает к себе, положив подбородок мне на макушку.

– Мне нравилось смотреть, как ты танцуешь, – хрипло говорит он.

– Танцую? – с усмешкой переспрашиваю я. – Ты о моих прыжках в стиле раненого бегемотика?

Я чувствую, как он улыбается, а потом горячо целует мои волосы.

* * *

– Я устал и хочу есть, – закидывая в багажник гитару, ноет Пьер.

– Я позвонил Этьену, он заберет мою машину, давай ключи от своей, я поведу, – говорит Квен.

– А почему Рафаэлю нельзя водить? – спрашивает Капюсин, вспоминая наш давний разговор.

– Рафаэль, он… – неуверенно начинает Пьер.

– Я разбил машину в свой день рождения, – заканчивает за него Рафаэль, надевая черную бейсболку. Увидев мое ошарашенное лицо, он добавляет: – Я был в ней один, и никто не пострадал…

– Кроме машины. Новенький «Астон Мартин» повезли на свалку… Груда помятого металла, вот что от нее осталось, – недовольно хмурясь, рассказывает Пьер. – Права Рафаэля забрали родители, и теперь он на испытательном сроке. Думаю, машина не светит ему до конца жизни, – с кривой ухмылкой заканчивает он.

– Ничего себе, как же ты не пострадал, если машину пришлось на свалку везти? – широко раскрыв глаза, спрашивает Капюсин.

– Я был пристегнут, сработала подушка безопасности, – не желая развивать тему, сухо отвечает Рафаэль.

– Я тоже голодный, – вмешивается Квантан, – поехали в бургерную?

– Да, я готов продать душу дьяволу за сочный чизбургер с картошкой, – весело говорит Пьер, вручая Квантану ключи.

– Сочный чизбургер – звучит отлично, – говорит Капюсин, ныряя на заднее сиденье.

Я смотрю на Рафаэля, он хмур, задумчив и словно бы не здесь. Я беру его за руку. Он резко поворачивает голову и словно только сейчас замечает мое присутствие. Его мрачный взгляд говорит: не спрашивай, пожалуйста, ни о чем меня не спрашивай. Я содрогаюсь при одной мысли об аварии и смятой машине, и все это – в день рождения… Попытка самоубийства? Я смотрю на Рафаэля; его темные глаза под козырьком черной кепки кажутся еще более пугающими, чем обычно. Он тоже смотрит на меня, пытаясь понять, что будет дальше, но я молчу. Я разглядываю красивого, сильного, широкоплечего парня и понимаю, что нет, он не пытался себя убить, потому что в противном случае его уже не было бы на этой земле. Как и тебя, Мика. Возможно, это был его первый день рождения без тебя. Да, скорее всего, так все и было. Я начинаю потихоньку понимать чувства Рафаэля. Я ощущаю злость и боль, что живут в его душе, не отпуская ни на секунду. И если я могу забыть о тебе, Мика, то он не может. Каждый раз, видя себя в зеркале, он видит и тебя. Ты постоянно стоишь перед его мысленным взором, напоминая о том, что ты мертв, а он жив. И из-за этого его пожирает чувство вины. Головой он понимает, что ни в чем не виноват, но чувства кричат другое. Каждый раз, глядя в зеркало, он спрашивает себя: «Почему я жив, а Мика нет?» Я понимаю его злость, его желание уловить тайную суть всего, что произошло с вами, разгадать загадку бытия. Ему отчаянно хотелось понять смысл твоей болезни, твоей смерти, смысл своего собственного существования. Я понимаю, почему эти черные глаза напоминают мне бушующее море и ночное небо без звезд. Потому что в этом весь Рафаэль, Мика. Он – буря, которая устала бушевать. Он – черное небо, затянутое пасмурными тучами. Он смотрит мне в глаза и без слов рассказывает свою историю, скорее всего, даже не догадываясь, что я ее понимаю. Он просто выжидающе смотрит на меня, отчаянно надеясь, что я ни о чем его не спрошу. Отпущу. Забуду. Рафаэль точно так же, как и я, пытается убежать, скрыться от своей жизни. Забыть ее и двигаться дальше. Но можно ли идти вперед без прошлого? Не заблудимся ли мы еще сильнее? Я не знаю.