Я подхожу к нему и обнимаю, положив голову ему на грудь и слушая мелодичное постукивание сердца. Он обнимает меня в ответ. Никто не торопит нас, не зовет в машину, нас оставляют в покое. Вокруг много разных звуков: разговоры ребят, шум машин и прохожих, которые вышли на прогулку субботним вечером, – но для нас это все лишь некий, не имеющий значения, фон, самое главное происходит в наших душах. Они воспламеняются от прикосновений и объятий, и айсберги потихоньку тают. Глобальное потепление. В моей душе глобальное потепление…

– Любишь чизбургеры? – спрашиваю я, поднимая голову.

Рафаэль улыбается, его взгляд стал спокойнее.

– Я съем два, – подмигнув, отвечает он.

* * *

Аккомпанементом нашим разговорам в машине служит шум дождя. Мы не включаем радио, не желая заполнять голову новыми звуками. На сегодня нам достаточно музыки. Когда мы встаем на красный свет, звонит мой телефон, и я с удивлением вытаскиваю его из кармана. На дисплее высвечивается имя «Тюг» и наше с ним селфи. Перед отъездом он сфотографировал нас и сказал: «Не скучай, Санклер».

Я улыбаюсь неожиданному звонку.

– Классная фотка, – говорит Капюсин, заглядывая в мой телефон.

– Какая? – повернув голову, интересуется Пьер.

Капюсин быстрым движением руки выхватывает у меня телефон и демонстрирует его Пьеру.

– Это кто? – приподнимая брови, спрашивает тот.

– Это Тюг, – раздраженно бросаю я, забирая трубку.

На том конце слышится кашель и громкое восклицание:

– Ты жива! Аллилуйя!

Я смеюсь.

– Ты тоже, судя по всему.

– Подождите, Лее звонит парень? – озадаченно спрашивает Пьер и лукаво глядит на Рафаэля, театрально прижав руку к сердцу.

– Ты там не одна? – спрашивает Тюг. – Уже обзавелась друзьями?

– Да, мы как раз едем со школьного концерта.

– Стоп-стоп-стоп, – громко говорит Пьер, – ты ее парень?

– Нет, он мой друг, – стреляя в него взглядом, отвечаю я.

– Санклер, у тебя все хорошо? Я не вовремя?

– Нет-нет! Все хорошо, я очень рада, что ты позвонил, ты сам как?

– У меня ничего нового, просто ты долго не писала, поэтому решил проверить, все ли с тобой хорошо. Ладно, я пойду, а ты не забывай, пиши мне. В этой буржуазной школе тебя точно никто не обижает? – голос Тюга звучит серьезно. – Помни, если что, я могу поговорить с директором, – усмехается он на том конце, и я улыбаюсь.

– Все отлично, я действительно очень рада, что ты позвонил, я скучаю.

Он хмыкает.

– Держись, Санклер, не скучай, веселись!

Мы заканчиваем разговор, желая друг другу феерического веселья и незабываемых приключений.

– Значит, у тебя есть друг-гей, – вдруг заявляет Пьер крайне серьезным тоном.

Я, опешив, смотрю на него.

– Вообще-то он не гей!

Пьер оборачивается к Рафаэлю.

– Она по нему скучает, очень рада его звонку и, барабанная дробь, он – не гей!

– Заткнись, – устало бормочет Рафаэль.

– Леа, а он точно не гей? – вновь серьезным тоном интересуется Пьер.

Капюсин смеется.

– Нет, – отвечаю я и иронично добавляю: – Информация на сто процентов достоверная, месье ле президент. Тюг не входит в число сексуальных меньшинств нашего великого государства.

– И откуда же у тебя стопроцентная достоверная информация? – хитро сощурив глаза, спрашивает Пьер.

– Все, Пьер, закрой рот, – обрывает его Рафаэль.

– Какая тебе вообще разница? – раздраженно бросает Квантан.

Пьер опять оборачивается к Рафаэлю и играет бровями.

– Мне, разумеется, нет никакой разницы, а вот…

– Отвернись от меня, придурок, – равнодушно цедит Рафаэль.

Пьер смеется, но все же отворачивается, и следующие несколько минут мы едем в полном молчании. Я гадаю, стоит ли объяснять Рафаэлю, что Тюг просто друг, и не будет ли это выглядеть глупо… А Рафаэль, наверно, гадает, стоит ли ему расспросить меня о Тюге. В результате все мы просто молчим, погруженные в свои мысли. Как всегда, тишину нарушает Пьер со своей очередной гениальной мыслью.

– Знаете, о чем я тут подумал? – начинает он.

– Раффи, ты это слышал, он подумал! – саркастично произносит Квен.

– Он просто еще не догадался, что в принципе не владеет данным навыком, – подыгрывая Квену с усмешкой в голосе подключается Рафаэль.

– Ха-ха, как смешно, все посмеялись? Так вот, я подумал, что среди Делионов нет геев, ведь так?

– Господи, и как в твоей голове рождаются такие тупые мысли, – устало бормочет Квантан.

Пьер, сузив глаза, внимательно глядит на него и серьезно спрашивает:

– Квен, ты гей?

Рафаэль фыркает, а Квен с огромными, словно два блюдца, глазами поворачивается к Пьеру и бормочет, качая головой:

– Ты ненормальный…

– Это не ответ на мой вопрос. Старина Квен, ты гей, да или нет?

– Заткнись, я тебя умоляю, просто заткнись, – ошарашенно говорит Квен.

– Раффи, это долбаный ответ на мой вопрос? – как ни в чем не бывало продолжает Пьер.

Рафаэль приглушенно смеется и, покачав головой, заявляет:

– Нет, не ответ.

Квантан стреляет в него злым взглядом, и Рафаэль очередной раз усмехается.

– Дубль три, – начинает Пьер, – Квантан Делион, вы – гей!

– Нет, – коротко отвечает Квен, очевидно решив быть лучше, выше, взрослее и не опускаться до уровня Пьера. Но Пьер не собирается так просто сдаваться.

– Черт тебя побери, ты точно гей, – восклицает он, – вот послушай, как должен звучать правильный ответ! – И Пьер, повернувшись к Рафаэлю, серьезно спрашивает:

– Раффи, ты гей?

Рафаэль посылает его, предварительно громко выругавшись. Пьер с самодовольной улыбочкой разводит руками:

– Учись, Квантан, пока мы живы.

Квантан с упреком смотрит на него и шипит:

– Пьер, таких идиотов, как ты, поискать надо, тебе ведь прекрасно известно, что я не гей.

– А вот и нет, последний раз я видел тебя с девчонкой тысячу лет назад. Я знаю, мы вместе лишались девственности, но ты ведь даже кончить не смог! – Пьер смеется, а мы с Капюсин переглядываемся и начинаем хихикать.

– Ты просто непроходимый тупица, – рычит, покраснев, Квантан.

Но нас с Капюсин насмешили вовсе не подробности его личной жизни.

– Значит, вместе лишались девственности? – ехидно интересуюсь я.