– У Делионов нет геев! – скандирует Капюсин.

– Черт, действительно звучит подозрительно, – приглушенно ухмыляется Рафаэль.

– В свое оправдание могу сказать, что девственности в тот день вместе с нами лишился и Раффи, – самодовольно сообщает Пьер, подмигнув ему.

Мы опять смеемся.

– Раф устроил нам сюрприз на Новый год. Париж, отель «Георг V», номер люкс, четыре сопляка и четыре элитные проститутки. Нам всем было по пятнадцать, – погружаясь в воспоминания, поясняет Пьер и, кинув смешливый взгляд на Квена, добавляет: – И он не смог кончить с сиськами четвертого размера.

На удивление, Квантан не злится, а наоборот, улыбается.

– Я, черт бы меня побрал, так нервничал тогда, у меня аж руки тряслись.

– А помните лицо Микаэля? – говорит Раф. – Эти круглые глаза и отвисшая челюсть. Да, и как он крикнул: «Я не умру девственником!»

Парни дружно смеются.

– А я как увидел ту блондинку с ее ногами, – присвистнув, подхватывает Пьер, – аж выпрямился, чтобы быть не слишком ниже ее.

– То есть в пятнадцать лет вы устроили вечеринку, на которой все лишились девственности? – задавая этот вопрос, я смотрю на Рафаэля.

Его губы расползаются в широкой улыбке.

– Да, – кивает он, – наша первая сумасшедшая вечеринка.

– Ты так нам и не сказал, кто именно оплатил это все? – оборачиваясь к Рафаэлю, спрашивает Пьер.

– Дедушка, конечно, – уверено вставляет Квен.

– Бабушка, – посмеиваясь, отвечает Рафаэль.

– Я так и думал, что за всем этим стоит эта сумасшедшая женщина, – весело восклицает Пьер. – Ты, кстати, рассказал Мике?

Рафаэль качает головой.

– Нет, не сказал. Думаете, стоило? – спрашивает он.

Ребята замолкают.

– Какая к черту разница, – нарушая мертвую тишину, непривычно тихо говорит Пьер, – может, он слышит нас сейчас и думает: «бабушка, эх бабушка».

Парни хмыкают.

– Вы помните, он тогда сразу сказал: «Голубоглазая – самая красивая. Она моя». Ты с ним стал спорить, Раф, и говорить, что блондинка круче всех. Квантан вообще сидел зеленый, а я смотрел на эти ноги в туфлях на огромных каблуках и думал: «Да, господи! Да! Ты любишь меня!» – и они вновь улыбаются, вспоминая тот день.

– «Голубые глаза и черные волосы, такой контраст производит впечатление с точки зрения эстетики», – фыркает Пьер. – Только мой кузен в пятнадцать лет перед потерей девственности мог сказать: «производит впечатление с точки зрения эстетики», а мы ему про своих блондинок с большими сиськами втирали, он смотрел на нас, как на сумасшедших!

– Мне, кстати, досталась самая страшная, – вставляет Квантан, – у нее был такой нос, до сих пор в кошмарах снится!

– Зато у нее были самые большие сиськи!

– Может, поэтому мне теперь нравятся маленькие, – усмехнувшись, замечает Квен.

– Самая крутая все же была у Рафа, – подводит итог Пьер, – классика жанра: высокая грудастая блондиночка, не зря она называла себя Памелой.

– Так, значит, вам нравятся блондинки? – лукаво спрашивает Капюсин, поправляя свои светлые волосы, а я замираю.

– Ну как сказать, мне разные нравятся, – пожав плечами, отвечает Квен.

– У меня тоже нет особых предпочтений, – задумчиво тянет Пьер, – но ты со своими прекрасными волосами все равно затмеваешь всех, – с улыбкой продолжает он. – А вот Раффи у нас спец по блондинкам, помнишь ту… – брякает Пьер, но не успевает договорить: Квантан злобно смотрит на него, и он резко замолкает.

Я все еще сижу ни жива ни мертва. Я не знаю, как себя вести. Глупо, конечно, но все же в глубине души я бы предпочла, чтобы ему нравились брюнетки.

Рафаэль молча притягивает меня к себе, кладет мою голову себе на плечо и целует в волосы.

– Про брюнеток с голубыми глазами Мика, как всегда, был чертовски прав, – говорит он.

Я улыбаюсь, не поднимая головы. Мика, значит, я полностью в твоем вкусе.

– Все-таки среди Делионов нет геев! – вновь гордо восклицает Пьер, явно меняя тему. – Стойте, нужно три раза по дереву постучать, – вдруг добавляет он.

Квантан тяжело вздыхает.

– По голове себе постучи.

– Дорогой мой кузен, даже если я постучу по твоей голове, это не сработает, нужно дерево! Черт, у меня в машине один только пластик, – возмущенно бормочет он, – Квантан, останови машину!

– Нет, – коротко ответил Квен.

– Что вообще происходит? Зачем тебе нужно дерево? – недоуменно спрашиваю я.

– Чтобы не сглазить, – саркастично отвечает Рафаэль.

– Я сказал: у Делионов нет геев, после этого нужно поплевать три раза и постучать по дереву! – серьезно объясняет Пьер.

– Что? Зачем? – смеюсь я.

– Русская тема от сглаза. – Его серьезный тон смешил меня еще больше. – И не смотри на меня так! Это работает! Квантан, останови мою машину! А то твой сын придет к тебе и скажет, папа, я люблю Антуана…

Мы с Капюсин не выдерживаем и громко хохочем. К моему безмерному удивлению, Квен не спорит. Остановив у дороги, он машет в сторону дерева:

– Иди, стучи три раза, сумасшедший.

– Ты сделал правильный выбор, – выходя из машины, кричит Пьер, – потому что у Делионов нет геев! – орет он на всю улицу, и прохожие поворачиваются к нему. – Давайте со мной, – призывает он нас, – на счет «три» кричим: «У Делионов нет геев!» – и я постучу, ладно?

– Хорошо, хорошо, – отстегивая ремень безопасности, говорит Квен.

Пьер с довольной улыбкой подходит к дереву, громко считая:

– Раз, два…

– Три! – кричит Квантан, быстрым движением захлопывая открытую Пьером дверь и давя на газ.

Рафаэль дает ему пять, и мы все весело и громко хохочем.

– А он доберется до бургерной? – не отдышавшись после взрыва смеха, спрашивает Капюсин.

– Вызовет такси, – спокойно отвечает Квен. – Мы знаем, что ему взять. Как раз к готовому заказу и приедет.

Улыбаясь, я ловлю в зеркале озорной взгляд Квена и подмигиваю ему со словами:

– А ты не такой зануда, каким кажешься.

– Я – соленый огурец, – смеется он и кивает в сторону Рафаэля, добавляя: – С моими братьями приходится соответствовать.

В понедельник весь лицей только и говорит, что о концерте. Девочки в коридорах не стесняются подходить к Делионам и делать им восторженные комплименты, но их вниманием более или менее наслаждается лишь Пьер. Квантан устало улыбается и без особых эмоций благодарит поклонниц, а Рафаэль лишь кивает, проходя мимо.