— Я хочу задать тебе один вопрос. Я никогда ни о чемподобном тебя не спрашивал. И сейчас вряд ли отважился бы, если бы мы не…

— Не говорили по телефону?

— Да. Если бы мы не говорили по телефону.

Они много раз обсуждали эту странную особенность их долгогобрака. Самые задушевные беседы они вели по телефону. Так или иначе, но во времятаких разговоров они проявляли больше терпимости друг к другу. И практическиникогда не вступали в бесконечные споры, которые обычно затевали принепосредственном общении.

— Как ты думаешь, что случилось там наРождество? — напрямик, без околичностей спросил Райен. — Чтопроизошло с Роуан? У тебя есть какие-нибудь подозрения? Хотя бы смутные? Может,тебе что-нибудь подсказывает шестое чувство?

Гиффорд потеряла дар речи. За всю их совместную жизнь Райенникогда не задавал ей подобных вопросов. Напротив, все свои силы он прилагал ктому, чтобы не вынуждать Гиффорд искать ответы на трудные вопросы. То, чтопроизошло сейчас, можно назвать поистине из ряда вон выходящим случаем. Вотпочему в первый момент она не могла прийти в себя от потрясения. И не знала, чтоему ответить. Даже ведьмовское предчувствие оказалось бессильным и неподсказывало ничего конкретного. Поэтому Гиффорд надолго задумалась,прислушиваясь к потрескиванию горящих поленьев и тихому плеску волн снаружи,такому же тихому, как ее собственное дыхание.

В ее голове пронеслось много разных мыслей. В какой-то мигона едва не выпалила: «Спроси Мону», но вовремя себя остановила. Стыднововлекать в это дело племянницу. Наконец без каких-либо вступлений она начала:

— Накануне Рождества, днем, в особняке появилсямужчина. Вернее сказать, бесплотное существо, тот самый дух. Не буду называтьего имени — оно тебе хорошо известно. Он проник в наш мир и что-то сотворил сРоуан. Вот что случилось на Рождество. Теперь этого мужчины в доме на Первойулице нет. Мы все в этом уверены. Все те из нас, кто хоть раз его видел, знают,что его там больше нет. Дом пуст. Он проник в наш мир. Он…

Гиффорд говорила быстро, высоким голосом, в которомявственно слышались истерические нотки. Потом вдруг замолчала — так же резко ивнезапно, как и начала свой ответ. В голове у нее билось только одно слово:Лэшер. Но она не могла произнести его вслух. Она помнила, как много лет назадтетушка Карлотта, тряся ее, как куклу, приговаривала: «Никогда, никогда непроизноси это имя, слышишь, никогда!»

Даже теперь, в своем тихом и спокойном убежище, Гиффорд немогла заставить себя выговорить это имя. Как будто что-то ее останавливало, какбудто чья-то рука сжимала ей горло. Может быть, причиной тому была страннаясмесь жестокости и заботы, которые проявляла по отношению к ней Карлотта. Вповествовании, составленном в Таламаске, говорилось, что кто-то вырвал глазАнте и вытолкнул ее из чердачного окна. Боже милостивый! Нет, Карлотта не моглатакое сотворить!

Гиффорд не удивляло, что муж замешкался с ответом.Собственная откровенность потрясла даже ее саму. А ведь то, о чем она толькочто рассказала, можно сказать, стояло у нее перед глазами. Она, пусть и неслишком отчетливо, видела всю картину происшедшего. В такие минуты Гиффордособенно остро чувствовала свое одиночество в браке.

— Ты действительно веришь в это, Гиффорд? Любимая, ты ив самом деле искренне в это веришь?

Она не ответила. Не потому, что не хотела. Просто не могла.Она была чересчур подавлена. Ей казалось, что всю совместную жизнь они провелив спорах. Разразится завтра шторм или будет светить солнце? Могут лиизнасиловать Мону, когда она возвращается ночью по Сент-Чарльз-авеню? Вырастутли снова ввозные пошлины? Свергнут ли наконец Кастро? Существуют ли привидения?Были ли среди Мэйфейров ведьмы? Может ли кто-нибудь на самом деле разговариватьс мертвыми? Почему усопшие так странно себя ведут? Какого черта им нужно?Вредны ли для здоровья масло и красное мясо? Следует ли пить молоко? Ведьвзрослые не способны переваривать молоко так, как дети… И так далее и томуподобное… Вопросам не было конца и края.

— Да, Райен, — грустным и немного небрежным тономответила Гиффорд. — Я в это верю. Понимаешь, Райен, я верю в то, что вижу.А я всегда его видела. Тебе же это просто не дано.

Гиффорд была не совсем права. Вернее сказать, онанеправильно выразилась. Райен тоже обладал способностью видеть духов, но он нежелал ею пользоваться. Она услышала его тихий вздох и поняла, что он вновь отнее удалился — вернулся в построенный им самим мир. В мир, где не стоял вопросверы и доверия, где не существовали никакие духи, а ведьмовство Мэйфейров былоне более чем семейной забавой. Такой же забавой, как их старые дома, призрачныеобщие фонды, драгоценности и золотые монеты в подвалах. Такой же забавой, какженитьба Пирса Мэйфейра на Клэнси Мэйфейр, чего, кстати, нельзя было ни в коемслучае допускать, потому что у них, так же как у Алисии и Патрика, был общийпредок — Джулиен. Но какой смысл снова затевать обо всем этом разговор? Какойсмысл? У Гиффорд не было ни причин на это, ни желания делиться своим мнением,ни настоящих доверительных отношений с мужем.

Но любовь? Ведь у нее остались к нему и любовь, и уважение.Ни от кого в мире она так не зависела, как от Райена. Поэтому Гиффорд в ответсказала то, что обычно говорила в таких случаях:

— Я люблю тебя, милый. — До чего же приятно былопроизнести эти слова на манер Ингрид Бергман с таким глубоким чувством, котороепридавало им особенный смысл. — Я очень тебя люблю.

— Гиффорд…

На другом конце линии повисло молчание. Семейный адвокатзадумался. Зачем ему, голубоглазому мужчине средних лет, у которого волосы ужеподернуты сединой и которому так же, как и его жене, небезразличноблагосостояние семьи, верить в какие-то привидения? Призраки не требуют наследства,не подают на вас в суд, не пугают налоговым управлением и не упрекают за то,что вы позволили себе в обеденный перерыв пропустить порцию-другую мартини.

— Что, милый? — тихо переспросила она.

— Если ты веришь в это, — осторожно началРайен, — если ты действительно веришь в то, что ты мне сейчас сказала,если это привидение, как ты говоришь, покинуло дом, почему ты не пошла туда,Гиффорд? Почему ты не была с нами сегодня?

— Эта тварь похитила Роуан, — сердито прорычала втрубку Гиффорд. — Если ты надеешься, что все закончилось, то ты глубокоошибаешься, Райен!

Вскипев от негодования, она резко выпрямилась. Все ее доброеотношение к мужу испарилось в мгновение ока. Подчас он становился столь редкимзанудой, что она не могла его выносить. Ей начинало казаться, что именно этотмужчина разрушил всю ее жизнь. И это было такой же правдой, как то, что она еголюбила. Такой же правдой, как появление призрака в особняке на Первой улице.