– И тогда Залесский попросил, чтобы Регина спрятала Владу у себя.

Ну вот, опять. Опять этот его провал. Завис и даже непонятно, вернется ли. Секунда – и вновь глядит осмысленно. Странный он какой-то.

– Поезд.

А ведь правда – темноту за окном где-то далеко-далеко взрезал тоскливый паровозный гудок. Скорее всего, электричка. Так вот что выслушивал Денис! Поезд, подумаешь…

– Валить надо.

– Давай просто отдадим им кольцо? – Янка устала упрямиться и бухнулась на единственное в их «камере» сидячее место. – Объясним про школу… я уже пыталась, но ничего не вышло. Может, тебя послушают.

– Кольцо в бардачке.

Каком еще?.. Ах, да. Бардачок – это плохо. Совсем плохо, настоящая катастрофа. Потому что ключи от машины Дениса надежно хранятся сейчас у старшего следователя. Того самого, который обещал защитить Янку во что бы то ни стало. Да и сама машина осталась на парковке в лагере, а значит, недоступна.

– Вот поэтому – только валить, – повторил Денис упрямо. – Слушай план.

Дежа вю.

* * *

– …И когда мы выйдем, кидаешься на землю, плачешь, орешь, что подвернула ногу, живот скрутило, приступ клаустрофобии – главное, убедительно. Они должны оставить тебя снаружи. Поняла? Заставят лезть в погреб – спалимся на раз. Лучше даже не начинать.

Задачка явно превышала Янкины актерские способности. Да и вообще вся задумка казалась ненадежной. «Если поверят», «если вдвоем», «если оставят снаружи» – слишком много швов, по которым мог затрещать их наспех придуманный план побега.

Но другого все равно не было. Как и доблестного дяди-полицейского с дюжиной бравых молодцев в бронежилетах, штурмующих недостроенный дом на окраине коттеджного поселка. Во всяком случае, Янка представляла свое чудесное спасение именно так.

Вместо этого пришлось призвать на помощь всю мощь голосовых связок. Долбить ногами в дверь и орать:

– Эй, кто-нибу-удь! Ау! Я передумала! Выпустите меня отсюда!

Минут через пять, видно, устав слушать вой неугомонной пленницы, на пороге возник очередной дуболом-косая сажень в плечах.

– Буду говорить только с Дольским, – категорично заявила Янка.

– Хозяин едет в город.

– Так пусть вернется!

Она настолько вжилась в роль, что даже ногой притопнула от нетерпения. И страх отступил. Совсем немного, в самый раз для блефа, который сочинил для нее Денис.

Охранник сдвинул брови, но телефон достал. Обменялся междометиями с абонентом на другом конце провода и остался стоять напротив подбоченившейся в дверном проеме Янки. Стало быть, Дольский еще поблизости.

Не прошло и десяти минут, как он появился.

– Что тут у вас за кипиш? А-а, птица… – растягивает слова, как жвачку жует. Глаза за стеклами очков напоминают жиринки в остывшем бульоне. Неживые какие-то.

– Я вспомнила про карту.

Бизнесмен метнул быстрый взгляд на Каверина, но тот снова торчал на своем табурете, демонстративно отвернувшись лицом к стене.

– Говори. – Невидимая жвачка перекатилась из-за одной щеки за другую.

– Карта… М-м… Карта находится в одном доме. Когда ваша… э-э… Милана нашла тайник, мы решили ее перепрятать, – сказала Янка и тут же себя одернула. Не мямлить! Она диктует свои условия. Пусть даже понарошку.

– Что за дом?

– Деревня староверов за карьером. Только одна я не найду! – Последний пункт был предусмотрен на тот случай, если Дольский решит оставить Дениса «про запас».

Впрочем, судя по крайне кислому выражению лица, тот с радостью не имел бы дела с ними обоими.

– Пинкертоны недоделанные… – посетовал он охраннику. – Знаешь, где это?

– Карьер недалеко, на объездной. Километров десять.

– Этих двоих – в машину, за собой все убрать. И Сухому передай. Утром нас здесь быть не должно.

Последняя фраза заставила Янку сжаться, будто в ожидании удара.

Утром. А где же в это время будут они – Денис и Янка?

Идея с деревней стала казаться совсем уж провальной. Насколько она поняла со слов Дениса – местечко на редкость глухое. И найдено было случайно – летом, после купания в карьере, когда все привезенное оказалось съедено и выпито, городских «граждан-отдыхающих» потянуло на приключения. В лес, к природе. По грибы. Грибов не нашли, что для июля не редкость, зато чуть дальше, в низине, ютилось несколько покинутых хозяевами изб.

Как пройти мимо такого богатства?

Про старообрядцев – это тогда Кира ляпнула. Электричества, говорит, нет, вода из колодцев, значит, они самые. Молились, веровали по-своему и жили себе, пока не умерли. Ну, или что там у них произошло. Можно подумать, однажды все разом собрались и эвакуировались. Кое-где даже мебель побросали – кровать с панцирной сеткой, буфет без дверцы, напольные часы… Судя по россыпям мусора, место не то чтобы секретное. Просто все, что поприличнее, уже растащили. Остался совсем уж хлам. И сами избы – черные провалившиеся крыши, дыры в полу. Труха: ткнешь пальцем – щепки во все стороны.

Погибшая цивилизация.

Зато оттуда рукой подать до «железки». Ближайшая станция – всего в километре.

Поэтому Денис его и выбрал, это самое место. Если что, мол, с закрытыми глазами выведет. И так уверенно сказал, что Янка поверила.

Главное, до этого самого «если чего» дожить. Мысль стала особенно актуальной после того, как Янка краем уха расслышала реплику того, кого Дольский назвал странной кличкой «Сухой».

– Фон тот ф церкфи ошифался, – прошепелявил этот самый Сухой. Янка со связанными руками как раз неловко карабкалась на слишком высокое заднее сиденье внедорожника. – Ребята его срисофали, когда…

Дверь захлопнулась, и последняя фраза осталась за кадром, но догадаться было несложно.

Когда там убивали «училку». Папу Влады Кароль.

Хуже и хуже.

Все-таки дурацкая была идея – ехать в эту деревню. Врать про карту. Надеяться на Дениса. Что может сделать Денис против Дольского и двух его шкафообразных «лбов»?

Никто их там не найдет. До весны. А когда сойдет снег, набредут случайно. Любители спиртного, грибники… Или бомжи какие-нибудь…

Думая об этом, Янка молча глотала слезы. Если бы она могла видеть сейчас покинутый ими коттедж, то заметила бы черные тени, бесшумно ныряющие в микроавтобус. И седого следователя с глазами-льдинками. Теперь он не казался уставшим и сонным. Опустив руку с переговорным устройством, он щелчком отправил в сугроб недокуренную сигарету, сплюнул себе под ноги и отчетливо произнес: «Пинкертоны недоделанные…»

Зря она опасалась за свои актерские способности. Даже не пришлось испытать.