не могло существовать, а сны не бывают вещими, сейчас Карпатский не мог не проверить обнаруженный подвал. Или погреб.

Его положение получалось весьма уязвимым: если в помещении за поворотом кто-то есть и этот кто-то вооружен, то Карпатский для него – легкая мишень: в темноте незнакомого пространства трудно сразу разглядеть опасность, а сам он прекрасно виден. Поэтому прежде чем спуститься, Карпатский снова крикнул:

– Здесь есть кто-нибудь? Я из полиции. Выходите с поднятыми руками. Если вы вооружены, положите оружие на землю и потом выходите.

И снова в ответ только тишина. От напряжения на лбу выступил пот, несмотря на то что к вечеру стало довольно прохладно, а в доме температура мало чем отличалась от уличной. Одинокая капелька скатилась по лицу, Карпатский машинально вытер ее рукой.

– Ладно, я спускаюсь, – объявил он. – И я вооружен. Стреляю без предупреждения.

Там, где лестница делала поворот, Карпатский остановился, прижался к стене, служившей единственным прикрытием. Осторожно выглянул из-за нее, скользнув лучом фонаря по помещению за поворотом. Он ожидал увидеть нечто вроде комнаты, но оказался в коридоре, конец которого терялся далеко впереди – свет фонарика не добивал до дальней стены. Зато он выхватил из темноты несколько дверей, те находились с обеих сторон.

Все, как рассказывала Диана.

– Да ладно, – пробормотал Карпатский, открыв ближайшую к нему дверь и обнаружив за ней точно такой же коридор. – Так не бывает.

Если только подземелье не выстроил какой-нибудь сумасшедший любитель лабиринтов. Интересно, сколько лет на это ушло бы? И как найти в нем Марианну?

– Марианна? Ты здесь? Аня! – крикнул он так громко, как только смог.

Тишина. Или девочки нет, или она не слышит, или не может ответить. А чтобы обыскать все эти коридоры, понадобится уйма времени или очень много людей.

Следовало выбраться наружу, связаться с коллегами, запросить подкрепление и дождаться его, но любопытство и нетерпение влекло вперед. Вдруг девочка совсем рядом, вот за той дверью, например?

Карпатский открыл дверь, к которой потянула интуиция, продолжая держать пистолет наготове, а фонариком – подсвечивать себе путь. Коридор по ту сторону оказался коротким и пустым, никаких дверей по бокам, только одна в конце. Конечно, он не удержался и пошел к ней. Ему вдруг показалось, что в оглушительной тишине послышался женский – или детский? – голос, тихо пискнувший что-то вроде: «Пожалуйста, пожалуйста…» Карпатский на пару секунд замер, прислушиваясь, но больше ничего не услышал. Он ускорил шаг, толкнул дверь и оказался в другом коридоре, на этот раз бесконечно длинном. Луч фонарика скользнул по стене, и в его свете Карпатский заметил, как закрылась одна из дверей.

Он поторопился к ней, толкнул, но снова впереди оказался лишь очередной коридор, а в тишине раздался тихий хлопок, но на этот раз Карпатский не успел увидеть, за какой дверью спряталась убегающая девочка.

– Марианна! – снова крикнул он. – Я из полиции, твои родители ищут тебя. Если ты здесь, иди на мой голос. Я не причиню тебе вреда…

Луч фонаря скользил по стенам, тишина давила на уши, в груди глухо ухало сердце. Прошло, наверное, не меньше половины минуты, когда одна из дверей впереди приоткрылась и в образовавшуюся щель выглянуло заплаканное личико девочки. Она инстинктивно прищурилась и закрылась рукой, когда свет фонарика ударил ей по глазам.

Сомнений быть не могло: это Марианна, пропавшая девочка. Карпатский облегченно выдохнул и с трудом улыбнулся, опустил руку с пистолетом.

– Вот так, умничка, – похвалил он. – А теперь иди ко мне. Я отведу тебя к родителям.

Девочка немного помешкала, но потом все же показалась в коридоре полностью и сделала несколько неуверенных шагов вперед. Она была одета в одну только пижаму и наверняка замерзла: в подземелье было даже прохладнее, чем на улице. Тем не менее она хорошо держалась на ногах, только заметно ежилась, обнимая себя за плечи, и поджимала пальцы на озябших ступнях.

Поставив пистолет на предохранитель, Карпатский убрал его в кобуру и снял с себя ветровку. Когда девочка подошла достаточно близко, он надел ветровку ей на плечи, а потом взял на руки.

– Ну что, пойдем домой? – предложил он, продолжая улыбаться.

Девочка несмело улыбнулась в ответ и кивнула.

– Тогда держись крепче.

Она доверчиво обхватила его за шею, а Карпатский принялся вспоминать дорогу к выходу из подземелья. Светить фонариком теперь стало менее удобно, но ему удавалось справляться.

Лестница нашлась с первой попытки: все-таки, как бы ни были похожи друг на друга коридоры и двери, визуальная память не подвела. В избушке стало уже совсем темно: за окном солнце окончательно укатилось за горизонт, небо почернело. Это показалось немного странным. Карпатский был уверен, что провел внизу не так много времени. Так сильно стемнеть не могло. Оставалось надеяться, что ночной лес не запутает его.

Он собирался выйти из домика и все-таки связаться с коллегами, но стоило переступить порог, как раздался скрипучий шепот:

– Куда пошел? А ну, верни, что не твое!

Карпатский тревожно обернулся, прижимая девочку к себе и ища в темноте того, кто говорит. Воображение рисовало пожилую женщину, но рядом никого не было. Да и голос словно прозвучал прямо в голове!

Стало понятно, что задерживаться рядом с домом – плохая идея. Но стоило отойти на несколько шагов, с трудом находя путь между деревьями и порослью кустов разной высоты, как голос прозвучал снова:

– Вернись, я сказала! Все равно не уйдешь отсюда живым!

Это было дико, нереально и совершенно невозможно, но это действительно происходило! Скрипучий шепот доносился одновременно со всех сторон, отражался эхом, но в то же время звучал прямо в голове. Карпатский непроизвольно ускорил шаг, хотя идти быстрее по лесу в кромешной темноте было откровенно опасно: можно не заметить коряги, поваленного дерева или какой-нибудь ямы и упасть вместе с девочкой.

И все же он ускорялся, торопился, уже толком не разбирая, куда идет. Точно ли эта дорога ведет к озеру? Впрочем, ему стало все равно… Выйти бы хоть куда-нибудь. Или просто уйти подальше от странного дома, от страшного шепота.

– Ты все равно не выберешься отсюда! У тебя нет ключа, а тебе нужен ключ, – насмехался голос. – Беги – не беги, а не убежишшшшь!

Старуха – почему-то он был уверен, что голос принадлежит именно старухе, – хрипло рассмеялась, словно ворона закаркала. Карпатский остановился, крутя головой и тяжело дыша. Он выбивался из сил. Восьмилетняя девочка весила порядочно, руки устали ее держать, но отпускать было нельзя: босиком она не сможет бежать по лесу. Особенно в темноте.

А лес тем временем волновался и шумел, шуршал и скрипел раскачивающимися на ветру деревьями. Между ними метались тени, и казалось, что кто-то прячется за дальним кустом, ждет, когда беззащитные жертвы подойдут поближе.

– Тебе же сказали: чтобы выбраться отсюда, нужен ключ, – неожиданно весело заметила Марианна почти в самое его ухо. – А у тебя нет ключа, ты не взял его. Так кто тебе виноват?

Все это явно говорила девочка, но детский голос звучал до того странно, что кровь стыла в жилах. Карпатский попытался отстраниться и заглянуть ребенку в лицо. Когда ему это удалось, у него перехватило дыхание.

– Ну и кто после этого слишком доверчив и смотрит поверхностно? – усмехнулась девочка, глядя на него слепым глазом, спрятанным за бельмом. Второй она сильно щурила. – Сдохнешь тут – и поминай как звали!

Вырвавшийся из ее горла хриплый шепот уже не так удивил, но отреагировать Карпатский все равно не успел: девочка сжала пальцами его плечи и вонзилась зубами в шею, прокусывая кожу, разрывая артерии. Отодрать ее он смог только вместе с куском собственной плоти. Кровь брызнула во все стороны, потекла по груди, впитываясь в ткань одежды. Карпатский зажал рану рукой, но это было бесполезно: густая темно-бордовая жидкость текла сквозь пальцы, перед глазами темнело, ноги уже не держали. Он рухнул на колени, успел подставить свободную руку, чтобы не уткнуться лицом в землю, зачем-то держась за ускользающее сознание.