Поначалу слава воспринимается почти как плотское наслаждение. Ощущения как от секса, электрическая волна прокатывается до кончиков пальцев и вверх по ногам, иногда чувствуешь жар глубоко в гортани. Это восхитительное ощущение в то же время оставляло после себя странное разочарование. Может быть, потому, что не накрывало одной мощной взрывной волной. Слава строилась постепенно, только изредка перемежаясь мгновениями, которые поднимали тебя ввысь и заставляли думать: «Это работает, что бы “это” ни было». Но потом ты просто двигаешься дальше, точно мотылек, которого манит огонь, или лошадь, тянущаяся к вожделенной морковке, по излюбленному выражению Криса.

Было время, когда мы максимально приблизились к безумию рок-н-ролла: во время концерта в «Максе», который мы играли перед тем самым первым туром с Игги, в комнате было так душно, что кто-то – возможно, наш менеджер – вызвал пожарных. А я стояла на сцене и смотрела, как люди в касках и форме пытаются пробиться сквозь толпу. Нас дважды останавливали, но мы продолжали играть. Потом случилось столпотворение в музыкальном магазине в Лондоне, когда людей набежало столько, что полицейским пришлось оцепить улицу. Или в Германии, где фанаты цеплялись за наш автобус и бросались под него. Все так и было. В то время мы перелетали с места на место в состоянии полнейшего хаоса. Мы не успевали даже толком осмотреться. Однако с началом нового десятилетия наступил блаженный миг, когда машина остановилась. В конце января 1980 года мы вернулись в нашу квартиру на Западной Пятьдесят восьмой улице, и нам не нужно было опять паковать чемодан и мчаться на самолет, а Крис смог снова ухаживать за своей рассадой на балконе. Вдруг появилась возможность выдохнуть, отойти от головокружения после постоянных перемещений и подумать, чего мы достигли.

Полагаю, во многих отношениях я мыслила наивно. Я выходила на сцену, и в зале пять сотен человек дрожали от желания видеть меня. Это был физически ощутимый жар. Первобытная, животная телесность. Чувствовать, как они транслируют мощную сексуальность. Внимать ей, а потом стараться завести их еще сильнее. И дикий вихрь ответной реакции все нарастал и нарастал…

Однако, оглядываясь назад, я думаю, что мое эго просто впало в неистовство. На самом деле это был обычный бизнес. Я была всего лишь частью игры, винтиком в машине. Полагаю, продать можно абсолютно что угодно, если за этим стоит централизованная структура, которая ставит искусство на рельсы коммерции. Я выложила эту теорию одной из компаний, с которой сотрудничала, и они красноречиво промолчали. Для панка подобное противостояние было откровением.

Даже в пинап-образе я оставалась панком. Самый раскупаемый в Америке журнал носил название TV Guide; на последней странице они помещали рекламу компании, специализирующейся на афишах, с американскими пинап-моделями вроде Фэрры Фосетт, Сьюзан Сомерс – и Блонди, как они назвали постер с моим изображением. Мне нравилось, что фанаты украшают моими фотографиями стены в спальнях, что этим я их развлекаю.

Невозможно контролировать фантазии других людей или иллюзии, которые они покупают и продают. Вы можете сказать, что я торговала иллюзией себя. Но секс всегда продавался лучше всего. Все происходит благодаря ему. Из-за секса люди красиво одеваются, укладывают волосы, чистят зубы и принимают душ. В сфере развлечений сексуальная подача, внешность и талант – на первом месте.

Однако тут присутствуют свои риски. Много раз люди обсуждали мою внешность, а не то, как я пою. Я не для того создавала Blondie, чтобы для ее раскрутки работать исключительно лицом. Когда я только начинала, в рок-музыке считалось, что девушки могут выполнять только декоративную функцию: стоять на сцене, красиво выглядеть и тянуть «о-о-о» или «ла-ла-ла». Это не про меня. В The Wind in the Willows я примерила на себя эту роль и поняла наверняка, что это не мое.

Как и многим девушкам моего поколения, мне с детства внушали, что нужно искать сильного мужчину, который меня увезет и будет обо мне заботиться. Маленькой девочкой я до какой-то степени верила этим сказкам, но к двадцати пяти с ними попрощалась. Я хотела держать все под контролем, и, как вечно повторял папа, независимости во мне, на мое счастье, было на двоих. Я искала приключения и новые впечатления вместо того, чтобы остепениться. Мне нужно было все больше и больше учиться. Я чувствовала себя женщиной, которой достались мужские мозг, энтузиазм и сила, – а милая внешность не превращает тебя в идиотку. Еще я твердо выучила один урок: в этом сумасшедшем мире мне критически необходимо сохранять чувство юмора.

Когда мы завершили британский тур, наш альбом был на первом месте, и теперь, спустя всего несколько недель, мы собирались выпустить сингл, который впоследствии стал самым коммерчески успешным за всю историю группы. Все началось с телефонного звонка от Джорджо Мородера. Джорджо был крестным отцом диско, продюсером, поэтом и автором хитов, который стоял за великими синглами Донны Саммер. Он также писал электронную музыку для кино и работал над главной темой нового фильма Пола Шредера «Американский жиголо», где Ричард Гир играл роль альфонса. Джорджо хотел, чтобы мы исполнили песню. Он написал музыку. Что касается текста, упоминалось имя Стиви Никс, но в итоге Джорджо сочинил слова сам. Он дал нам кассету с демозаписью песни, которую назвал Man Machine.

Джорджо был настоящим дамским угодником с флером итальянского мачо, и вокруг него всегда вились прекрасные девушки и женщины. Я не могла петь текст Джорджо, написанный от лица мужчины с мощной сексуальной энергетикой. Поэтому я взялась за дело сама. Мы попросили, чтобы нам дали посмотреть фильм. Пол Шредер пригласил нас в свой номер в отеле Pierre, где показал нам сырую нарезку. Меня восхитила визуальная сторона. Такие нежные, выразительные тона, которые, как я позднее узнала, были взяты из палитры Джорджо Армани, и этот завораживающий кадр с великолепной машиной на прибрежном шоссе. Когда я возвращалась в нашу квартиру, образы и музыка были еще свежи у меня в сознании, и первые строчки появились немедленно. Очутившись дома, я сразу же их записала. Остальная часть песни, как обычно говорят, пришла сама собой. Она получила название Call Me[65], потому что именно эту фразу герой Ричарда Гира повторяет всем женщинам. Мы пошли с Джорджо в студию и записали песню всего за один день. Она вышла как сингл с альбома саундтреков и мгновенно взлетела на первые места в Штатах, Британии и Канаде и на вторую позицию в танцевальных чартах. В тот год это был лидер продаж в Америке.

Я выступала с этой песней на «Маппет-шоу»[66]. К моему удивлению, это был мой триумф. Я никогда особенно не любила эту программу – для меня она слишком благообразная. Но в одном выпуске я увидела Диззи Гиллеспи[67] и подумала: «Если он это сделал, то я тоже хочу». В итоге я полетела в Elstree Studios в Англию и великолепно провела там время. Джим Хенсон, создатель маппетов, оказался, на мой вкус, тем еще извращенцем в самом хорошем смысле слова. Он был остроумен и очень изящно давал характеристику своим персонажам. Он и Фрэнк Оз, который озвучивал Мисс Пигги, Животное и Медвежонка Фоззи, чем-то напоминали странных старых хиппи – милые, но пальца в рот не клади. Они одели меня Лягушкой-Скаутом, и я рассказывала другим скаутам, как получать значки, а еще учила их танцевать пого. Я спела One Way or Another – не уверена, что они поняли подоплеку песни, а еще исполнила Rainbow Connection»[68] дуэтом с Лягушонком Кермитом. Я пела с командой маппетов. Что может быть лучше?