Она не ответила.

– Но вы же понимаете, что это невозможно, – продолжал я.

– В лаборатории, – ответила она, – предсказывали даже исторические события, например нападение на фрегат ВМС США «Старк» в мае 1987 года, детально описанное в Форт-Миде… за два дня до того, как это случилось.

Я покачал головой:

– Не могу в это поверить. Это просто невозможно…

Она не отреагировала на мои слова и, не глядя на меня, продолжала жевать свою лазанью. Мое неверие решительно ее не беспокоило.

– …Согласно вашему видению Вселенной и времени.

Я положил вилку на стол.

– Вы это о чем?

– Вы считаете, что живете в понятном стабильном мире, в котором происходят события, разворачивающиеся из прошлого в будущее.

– Ну да… по-моему, это очевидно.

Она ничего не ответила, и я добавил:

– Я, конечно, не утверждаю, что прямо все стабильно. В мире есть инертные вещи, камни, например, и другие объекты, а также живые существа, они движутся, действуют, стареют с течением времени и в конце концов умирают.

– То есть вы рассматриваете время как продолжительное линейное течение событий, которые следуют одно за другим в неизменном мире, основанном на неподвижных вещах вроде материальных объектов.

– Да, в каком-то смысле.

– Все же это не совсем то, что происходит в реальности…

– Но…

– В сущности, все это не точно.

Если есть на свете что-то, что меня действительно бесит, так это отрицание очевидного. Это как если бы она с жаром убеждала меня, что ее черный пуловер на самом деле желтого цвета.

– Есть вещи, которые трудно признать, – сказала она, – и тем не менее они истинны. Случается, что наши чувства нас обманывают, наше восприятие оказывается ложным, а наши представления о тех или иных вещах не имеют ничего общего с реальностью.

– В какой-то мере, да, я с этим сталкивался…

– Достаточно посмотреть на небо, чтобы увидеть, что солнце явно вращается вокруг нас. Когда Коперник в шестнадцатом веке заявил, что это не так, но никто ему не поверил, его теория даже вызвала всеобщее возмущение. А примерно сто лет спустя Галилея приговорили к тюремному заключению за то, что он доказал, что Коперник был прав. Целого века оказалось недостаточно, чтобы изменить устоявшееся мнение… Судьи Святой инквизиции даже обязали Галилея отречься от собственных слов, заставив его признать, что Земля неподвижна. Но очевидцы сообщали, что украдкой он все же буркнул в бороду: «И все-таки она вертится!»

– Да, но сегодня, к счастью, церковь уже не контролирует науку.

– Для ошибочных предрассудков не нужна церковь. Хотя бы потому, что видимость иногда обманчива. Когда мы летели на вертолете из Форт-Мида, небо было светло-голубым, а под нами оказалось море облаков, белых облаков, сформировавших плотную массу, сквозь которую было невозможно разглядеть землю. Когда я была ребенком, я думала, что могла бы прыгать на них, как на толстом матрасе.

– Я тоже!

– Но когда мы спускались над Манхэттеном, мы пролетели сквозь эти облака, которые в тот момент выглядели как очень тонкая и легкая дымка с торчащими из нее башнями. Эта дымка, похожая на пар, не имеет ничего общего со слоями белой материи: на самом деле она представляет собой облако микроскопических капель воды, находящихся во взвешенном состоянии в воздухе, легких и прозрачных. То, что казалось нам плотным веществом, когда мы были детьми, в действительности есть не что иное, как пустота, заполненная частицами воды.

Анна легонько стукнула ладонью по столу, послышался глухой хлопок.

– Вы думаете, – сказала она, – что этот стол представляет собой твердый инертный объект…

– С этим трудно поспорить.

– И все же это не так.

Я снова почувствовал растущее во мне раздражение.

– Материя состоит из атомов, собранных в молекулы. Так что стол, определенно, твердый.

– Но если бы ваш взгляд был достаточно острым, чтобы различить все эти атомы и то, что их составляет, вы бы также увидели еще кое-что, очень похожее на дымку: девяносто девять целых девяносто девять сотых процента объема атома состоит из пустоты, в которой плавают довольно отдаленные друг от друга элементарные частицы и облако электронов… А в мире частиц все состоит из вибраций и волн. В нем нет ничего неподвижного. Даже пустота между частицами в высшей степени заряжена энергией: там нет места ничему инертному. Все эти частицы находятся в постоянном взаимодействии друг с другом. Самый твердый камень в действительности представляет собой вибрацию полей, взаимодействие сил, которые дают нам иллюзию стабильности, но по природе своей они эфемерны, и этот камень снова станет пылью.

Она ненадолго замолчала, а потом добавила:

– Мир – не скопление предметов, это сеть событий.

И она пристально посмотрела на меня своими голубыми глазами, словно хотела придать своим словам больше веса.

Мир – не скопление предметов, это сеть событий.

Ясное дело, это никак не соответствовало моему образу мыслей об устройстве мира… события! Кроме того, осознавать, что в основе Вселенной находятся твердые вещества… это как-то успокаивает.

Очевидно, Анна прочла мои мысли, потому что она снова взялась за свое:

– Ничто не пребывает в покое, все непостоянно, как говорят буддисты.

Я неуверенно кивнул.

В ресторане было полно народу, официантки летали от стола к столу, принимая заказы и подавая блюда.

– Тем не менее это не объясняет, как можно визуализировать будущее, – сказал я.

– Понять это непросто.

– И все-таки давайте попробуем, – предложил я ей со смехом.

Она с наслаждением отпила вина и сделала глубокий вдох.

– В девятнадцатом веке физики полагали, что в общих чертах поняли, как устроен мир. Их вычисления оказывались верными, с некоторыми допущениями, и они предлагали нам холодное механистичное видение Вселенной: материя состояла из атомов, которые собирались в молекулы, как кубики в детской игре, их положение и скорость можно было точно вычислить, гравитация объяснялась законами Ньютона, а газ подчинялся законам термодинамики. Время текло постоянно и непрерывно, Вселенная представлялась чем-то вроде гигантского механизма, где одно цепляется за другое и может быть объяснено чередованием причин и следствий, в высшей степени предсказуемых. Это видение мира было настолько скучным, что породило движение романтизма в литературе, музыке и живописи: художники хотели вернуть себе свою жизнь, свои чувства и не знать заранее, когда они влюбятся! Затем, в самом начале двадцатого века, такие физики, как Макс Планк и Луи де Бройль, заинтересовались бесконечно малым миром и открыли, что атомы в действительности состоят из куда более мелких частиц… которые не подчиняются законам классической физики! Так родилась квантовая физика. Механистическое видение мира рухнуло, увлекая за собой в небытие уверенность классических физиков.