– Все это не слишком помогает, – начал он. – Вы не можете сказать, как собираетесь нас защищать, и не знаете, как уладить нашу проблему. У вас и для себя-то нет достойного плана. Я могу распознать стратегический тупик, когда он передо мной.

Говорил он, разумеется, об открытии, которое сделали людопсы относительно своей зависимости от Отона и его деймонов. Без вмешательства последних, происходившего поколение за поколением, они были обречены на дегенерацию в скором будущем и на потерю всего, что Аттик помпезно именовал «моторным и языковым интеллектом». Иначе говоря, они снова превратятся в собак. Раса, влюбленная в свободу, не могла принять такую зависимость. Плавтина подозревала, что для четы людопсов эта ситуация стала личной драмой: Фотида говорила, что сама стала плодом генетических трудов Аттика.

Отон, казалось, совсем потерял терпение. Он сделал паузу, наморщил могучий лоб.

– Я не могу уладить вашу проблему, – проговорил он раздельно, – потому что проблемы нет. Между нами существует симбиоз. И нет причин его прекращать. Мы связаны, вот и все. Я не могу ничего для вас сделать.

– Это неприемлемо, – возразила Фотида.

– Из-за вас я теряю время! Что за идея вам пришла, Рутилий, – позволить им взять командование в свои руки! А вы, Аттик! Вы превратили их в торговцев коврами, способных лишь спорить по пустякам!

Проконсул кипел от плохо сдерживаемого гнева. Аттик опустил голову, а Рутилий лишь пожал плечами.

– Я сделал глупость, – бушевал Отон, безучастный к реакции слуг. – Мне следовало вывести вас на свет божий там, в Урбсе. Мои противники поняли бы, что они уже проиграли партию и их идиотские планы уничтожены. Но вместо этого я глупо попытался вас защитить.

В эту секунду Плавтина молча подошла к нему. Серьезно ли он говорит? Нужно ли искать в его словах двойное дно, скрытую угрозу не только людопсам, но и ей самой? До этой минуты она сдерживалась и не вмешивалась, однако теперь он перешел границы. Раздражение, которое у нее вызывал проконсул и его поведение во дворце, наконец прорвалось:

– Вы что, не поняли, что случилось в Урбсе?

Спокойный тон ее голоса удивил его – он резко развернулся к ней с озабоченным видом.

– Или может, – продолжала она, – вы были слишком заняты, добиваясь дружбы недругов, чтобы заметить?

Теперь, сказав это, она почувствовала себя глупо. Отон не моргнул. Или, скорее, заставил себя не моргать, неотрывно глядя на нее. Какая-то ее часть хотела промолчать и не демонстрировать вспышкой раздражения и того, насколько события ее задели. Но она не смогла удержаться и с настойчивостью продолжила:

– Может, благородный Отон был слишком занят своими сношениями с Камиллой и потому не заметил, что заключает сделку с убийцами Плавтины?

– Плавтина, прекратите, – бросил он.

– Без сомнения. Но не позволяйте себе говорить такие нелепости. Они убили вашу ближайшую союзницу. Вы видели это так же ясно, как сейчас видите меня. И только благодаря везению они не убили и вас тоже.

Остальные повернулись к Отону. Автоматы озадаченно застыли, но на губах людопсов витало подобие улыбки. Что до колосса, он ничего не ответил, только бесстрастно указал рукой в сторону Плавтины, давая понять, чтобы она продолжила свою речь. Она была права, но он готов был отвечать за свои поступки. Отон, признала она в душе, не трус и не подлец. Однако это ничего не оправдывало. Она попыталась еще дальше загнать его в угол:

– Если бы вы рассказали о людопсах Гальбе и его приспешникам, они бы вас казнили и разрушили «Транзиторию». Как мою создательницу.

Отон вздохнул. Она не получит от него большего, чем это полупризнание. Ее решительность поколебалась. Ее окружали пусть и не враги, но существа безразличные, которые не принадлежали к ее виду, не были ей родней. Она поглядела на Фотиду и Эврибиада, на Рутилия и Аттика. Никто не разделял единственного мотива, имевшего смысл для Плавтины: отомстить за другую Плавтину. У каждого из них – свои приоритеты. Она оказалась в одиночестве. Ей требовалось вернуть себе преимущество, настроить их друг против друга. Плавтина сама себе сейчас не нравилась, но выбора у нее не было. Она обратилась к Фотиде:

– Давайте пока отставим в сторону принципиальные вопросы. Мы никак не достигнем согласия. Отон прав, ваша родная планета не подвергается непосредственной опасности. Наши противники будут ждать, что «Транзитория» вернется туда зализывать раны. Тут мы должны их разочаровать.

– Да, вы правы, – тихо сказал Отон, который воспользовался открывшимся выходом и по неосторожности рухнул в него с головой. – Временный компромисс – единственное решение, которое нам сейчас доступно.

– Об этом и речи быть не может, – прорычала Фотида. – А вы, Плавтина, играете в опасную игру.

Фотида посмотрела на нее округлившимися от ярости и обиды на предательство глазами. Она не ожидала, что Плавтина так явно сменит сторону.

– У нас нет выбора, – объяснила та уже более приветливым тоном. – Не думайте, что я поворачиваюсь к вам спиной. Я знаю, что вас заботит судьба вашей расы. Я знаю, как важна для вас жажда свободы, и я ее разделяю. Но произошло нечто ужасное. Один из богов этого мира, Виний, мой собственный создатель, возможно, поделился монадическими модуляторами с нашими недругами. Если Интеллекты предадут Узы, и мы позволим варварам обосноваться в Лации, тогда будет покончено с вами, вашими потомками, вашей красивой голубой планеткой и вашими мечтами о славе – как и с мечтами Отона. Если они решат завоевать постчеловеческую сферу, не выживете ни вы, ни кто-либо другой. В лучшем случае ваши наследники станут бродягами, навсегда запертыми в чреве этого Корабля, прячущегося среди звезд. Альтернативы нет. Мы должны действовать – и все вместе. Теперь наши судьбы связаны.

Она перевела дыхание. Фотида готовилась ответить, но Эврибиад положил лапу на плечо супруге, и та стиснула челюсти.

– Продолжайте, – велел кибернет.

– Мы должны понять, что затевают наши враги. Моя создательница, Плавтина, что-то знала – или собиралась что-то сделать. Информация об этом таится внутри меня. Я это знаю. Мне нужно до нее добраться.

Она незаметно посмотрела на Аттика. Тот встретился с ней взглядом. Он ничего не сказал об удивительном заявлении Виния – прямо перед тем, как их спасли, – согласно которому на Плавтину напали лишь по воле Уз. Тревожащие слова, еще более непонятные, чем все остальное. На губах у нее появилась почти невидимая улыбка, такая слабая, что ее рассмотрел лишь деймон. Улыбка благодарности. Пусть у нее и не было настоящих союзников, Аттик по меньшей мере мог сойти за друга.

– Я согласна с Отоном. Мы должны действовать. Я знаю о ваших тревогах и клянусь моей бессмертной душой, что не отказываюсь вам помочь. Но прямо сейчас мы не можем посвятить себя проблемам вашей расы. Поэтому я ничего вам не приказываю, но лишь спрашиваю: поможете ли вы нам?

Фотида заволновалась, а ответил снова Эврибиад, не оставив ей времени: