она поступила в Балаковскую юридическую академию на бюджетное отделение, но проучилась там только год, после чего забрала документы. Причины такого поступка были мне не ясны, хотя я предполагала, что Альбина поняла, ей неинтересна учеба в академии. Все-таки, если она любила заниматься живописью, вряд ли ее устраивало получение образования на факультете юриспруденции. Тогда каким ветром ее занесло в академию? Не проще ли было сразу подавать документы в художественное училище? Хотя в Балаково такого учебного заведения нет, но многие ребята из Балаково переезжают в Тарасов, где успешно учатся там, куда поступили. В конце концов, Альбина все-таки переехала в Тарасов, тогда почему не сделала этого раньше? Из-за протеста и обиды на отца-художника? Что ж, учитывая особенности характера моей клиентки, возможно и такое. Она ведь на каждом углу кричит о том, что не желает иметь ничего общего с Павлом Карбышевом, вот и выкинула очередной финт – подала документы в юридическую академию. Не хотела оставлять мать одну, переживала из-за развода родителей… Все-таки это веские причины для того, чтоб наступить на горло собственным желаниям. Семнадцатилетняя девушка со взрывным характером может и не такие глупости совершать… Но возникает другой вопрос: в восемнадцать лет Альбина забрала документы из академии, и до двадцати двух лет она ничем не занималась. Нигде не училась, не работала, жила в Балаково и абсолютно ничего не делала. Почему? Как ни крути, а четыре года Альбина провела непонятным образом. И об этом факте Карбышева ничего мне не рассказала, очередная загадка в жизни моей клиентки…

К сожалению, база данных предоставляла лишь скупые факты, никаких подробностей по поводу жизни людей там не было. Поэтому о том, чем человек занимался в конкретный период времени, если он нигде официально не учился и не работал, узнать было невозможно. Оставалось только одно – утром хорошенько расспросить Альбину и дать ей понять, что при желании я узнаю все, что мне нужно. Даже если девушка не захочет мне ничего рассказывать, я могу поговорить с ее сестрой или Павлом Карбышевым, уж они мне наверняка что-нибудь да скажут.

Между тем на улице стало холодать. Я пожалела, что моя куртка сейчас находится в пакете с черепом – с ней было бы гораздо комфортнее дежурить возле корпуса.

Неожиданно я услышала какой-то шум. Вокруг никого не было, шорох доносился откуда-то из корпуса.

Я пригляделась и увидела, что на балкон второго этажа вышла девушка. Она чиркнула зажигалкой, закурила сигарету. Я подкралась ближе и смогла рассмотреть ее. Это была Вероника.

Интересно, она проснулась из-за бессонницы или обдумывает сейчас какой-то хитроумный план? Время – три часа ночи, все спят.

Я внимательно наблюдала за Тереховой, пока та курила свою сигарету. Потом она потушила окурок, бросила его в банку из-под энергетика, которую приспособила под пепельницу.

Я напряженно ждала. Если преступница – Вероника, она сейчас может пробраться в номер Альбины…

Медлить было нельзя. Едва только Терехова ушла в свою комнату, я подтащила стул к стене корпуса, встала на него, ухватилась за балкон первого этажа и, легко подтянувшись, забралась на перила. Встала на узкий парапет, попыталась дотянуться до следующего балкона. К сожалению, он оказался слишком высок даже для моего роста. Пришлось подпрыгнуть, зацепиться за перила и повторить тот же самый трюк. На все про все у меня ушло, наверно, меньше минуты.

Я тихо спрыгнула на балкон номера Альбины. К счастью, мои маневры были практически бесшумны, я не разбудила ни Наташу, ни тем более Альбину. Из комнаты доносилось мерное дыхание Мельниковой.

Я затаилась, прислушиваясь к шорохам и вглядываясь в темноту комнаты. Мне казалось, что я стою так уже несколько часов, хотя прошло от силы пять минут. Но пока никто в комнату девушек не заходил, я не слышала, как открывается дверь.

Внезапно меня посетила неприятная мысль: вдруг Вероника уже что-то сделала с моей клиенткой, а курить вышла после того, как придушила ее?

Нет, я бы услышала возню. Или нет? Ведь с улицы непонятно, что происходит в дальней комнате, Наташа наверняка закрыла свою дверь!

Я поняла, какую совершила ошибку, оставшись на улице. Надо было ночью пробраться в корпус и изнутри наблюдать за дверью в комнату Альбины!

Делать нечего, я осторожно открыла дверь балкона, к счастью, та отворилась тихо, не издав ни малейшего скрипа. Лежащая на кровати Наташа мерно посапывала во сне, я ее не разбудила.

Дверь в ее комнату и в самом деле была закрыта. Я тенью прошмыгнула к выходу, отворила дверь. Та жалобно скрипнула.

Я замерла на месте, судорожно придумывая, как объяснить свое присутствие в номере девушек. Сказать, что решила заняться ночной съемкой для фильма? В этот бред точно никто не поверит.

Ошиблась номером, не туда зашла, перепутав спросонья? Ну да, конечно, заблудилась в санатории и перепутала корпуса, так себе отговорка…

Страдаю лунатизмом и брожу по ночам? Интересно, как директор отреагирует на этот факт. Вряд ли ему нужна в Хвалынске журналистка с приветом…

К счастью, оправдываться перед Наташей мне не пришлось. Девушка спала как убитая, скрип двери ее не разбудил.

Осмелев, я открыла дверь шире и прокралась в комнату Альбины.

Резкая вспышка света на несколько секунд ослепила меня. Я инстинктивно зажмурила глаза, а когда открыла их, увидела Альбину, которая, сжимая в руках свой игрушечный ножик, угрожающе смотрела на меня испуганными до смерти глазами. И как только девчонка услышала меня, я же старалась двигаться бесшумно!

– Тише. – Я приложила палец к губам, делая шаг к девушке. – Молодец, что предприняла меры, но ножик, еще раз повторю, тебе не поможет, только раззадорит преступника. Ты его что, метнуть в меня собиралась?

– Нет… – прошептала Альбина, опуская руку с оружием. – Я… я думала, что это… это…

Она вдруг съежилась и буквально сползла на пол, судорожно всхлипывая.

Я подошла к девушке и стала ее успокаивать:

– Не переживай, ничего страшного не случилось, я ведь наблюдаю за корпусом. Никто сюда бы не вошел, я внимательно слежу за происходящим. Удивительно, что ты меня услышала.

– Да я толком не спала, – всхлипнула Альбина. – Я пыталась заснуть, но из-за этого черепа боялась глаза закрыть. Мне все время казалось,