гнев и жажда отомстить за близкого друга. Но прежде, чем покинуть Коноху, он хотел посетить одно место.

Они остановились на крыше. Шикамару присел на колено.

— Итак…

— Начнем поиски с Храма Огня, — сказал Асума.

Эта недолгая пауза перед миссией. Он жадно глядел на окно Куренай с вазоном мохнатых маков за мелким заборчиком. Казалось бы, такое же точно окно, как и соседнее, одно из множества других похожих окон, но почему-то вид именно этого конкретного окна грел Асуме сердце.

Вас это не коснется, Куренай. Они не дойдут до Конохи. Я отомщу за Чирику и защищу вас…

— …в конце концов, кто-то же должен это делать, — пробормотал Асума уже вслух.

Вряд ли кто-то из команды понял его.

Глава 111. Нара

111

Бывают такие учителя, которые остаются просто учителями.

Наставник-джонин изначально никому ничего не был обязан. Немногие подходили к этому делу с душой, как Гай-сенсей. Зачастую джонин доводил своих подопечных до успешной сдачи экзамена на чунина, и они расставались, кто в теплых отношениях, кто в не таких уж и теплых…

Шикамару повезло. Его учитель был не просто учителем. Он стал настоящим другом.

Бывали времена, когда тот же Асума казался Шикамару суровым чужим мужчиной, который доставлял кучу гемора, швыряя в него мел на уроках и мешая спокойно дремать. Между людьми из разных поколений не могло быть полного взаимопонимания, но все же существовала же дружба между отцом и сыном, между старшим братом и младшим… И в этой дружбе порой скрывалось большее, нежели в дружбе ровесников.

Шикамару и сам не заметил, в какой момент все изменилось. Быть может, это шоги разрушили между ними препятствия? Асума проводил с ним чертовски много времени и явно получал от этого удовольствие. Шикамару признавал старшинство и опыт сенсея и бесконечно его уважал, но Асума обращался с ним как с равным.

Его было просто обыграть в шоги, но в то же время порой учитель говорил загадками, и эти загадки Шикамару не мог разгадать даже со всем своим аналитическим складом ума. Сенсей же в свою очередь что-то видел в нем такое, чего не видел в себе сам Шикамару. Асума ценил его, и Шикамару все больше казалось, что он совершенно этого не заслуживает.

Конечно же, он не заслуживал.

Асума стоял на коленях на пыльной дороге и истекал кровью, а бессмертный сатанист с косой в животе истерически ржал. Его тело содрогалось от хохота, длинная рукоять косы подрагивала в такт. Он был ужасен и отвратителен одновременно. Это чудовище, изменившее окрас, почему-то упрямо не дохло: ни с косой в боку, ни с отрубленной головой…

Бессмертный вытащил новый складной прут, покачал, как дубинку, похлопывая себя по ладони, резко отвел руку в сторону, и прут разложился, стал длинным и острым. Хидан снова стоял в центре круга. Их с Асумой тела опять были связаны проклятьем. Хидан ударит этим прутом себя, а урон получит еще и сенсей, и тот удар, который переживет бессмертный, для Асумы может стать последним…

Шикамару уже и думать забыл об Изумо и Котецу, которых руками-щупальцами душил Какузу. Во всем мире существовал только коленопреклонный Асума, заливающийся безумным истерическим смехом Хидан и этот проклятый черный прут, блеснувший на солнце.

Слабость мешала подняться на ноги, дорожная пыль набивалась в легкие и сушила горло, солнце припекало голову, разбитые в падении колени болели, а Шикамару все равно пытался подняться и хоть бы ползком добраться до Хидана.

Неумолимые секунды растянулись в вечность. Шикамару впервые задумался о том, насколько упругим бывает время. Оно напоминало тесто или свежую резину. Его можно было растягивать, превращать секунды в минуты, минуты в часы, целую вечность наблюдать за тем, как острие прута приближается к грудной клетке Хидана. Единственное, чего нельзя было сделать, это остановить его.

Шикамару проклинал себя за то, что не умел замораживать время. Он отчаянно заорал:

— Остановись!

И не до конца осознавал к кому обращается — к Хидану или непосредственно ко времени. А ведь договориться со временем и то было бы проще, чем с Хиданом.

Прут с влажным чавканьем пронзил грудь бессмертного. Асума выпрямился и застыл. Он больше не смотрел на Хидана, не видел Шикамару. Расфокусированным взглядом наставник глядел куда-то за грань, и ни Шикамару, ни Хидан, ни Изумо с Котецу, ни Какузу не способны были увидеть то же, что видел он. Сенсей кашлянул, выплюнул кровь и, закатив глаза, рухнул лицом в пыль.

— Асума! — срывая горло, заорал Шикамару.

Смерть наставника огрела его похлеще плети. Он поднялся на ноги и судорожно дышал, давясь всхлипами. Ему показалось, что сейчас он точно разорвет Хидана на куски. Пусть у него не осталось чакры, пусть этот придурок был одним из «Акацуки» и вообще бессмертным… Это все не имело значения.

Шикамару бросился к нему, но его вдруг сбило с ног телом Изумо. Это Какузу отшвырнул чунина прямо на него, и они вместе отлетели на десятки метров назад.

Он стукнулся затылком. Легкие свело спазмом от удара, несколько секунд Шикамару не мог вдохнуть. Силы снова стали покидать его. Он заставлял себя подняться, но вес тела Изумо и истощенный организм не позволяли ему этого сделать. Голубое небо с полупрозрачными остроконечными облаками расплывалось от слез.

Черт… Почему я такой беспомощный?

Шикамару зажмурился и стиснул зубы. Что-то мягкое щекотно коснулось носа. Он открыл глаза и вдруг увидел хоровод перьев, планирующих на него с неба. Послышалось карканье, совсем рядом захлопали крылья. Безумная мысль сверкнула в воспаленном от боли сознании.

Сарада?

Вороны, техника замены… Это ведь был ее призыв.

Не может быть…

Рядом появилась Ино.

— Шикамару? Ты в порядке?

С груди свалился вес тела Изумо. Шикамару приподнялся. Птиц было огромное множество. Они метались перед разбитым зданием, и в них уже не было видно ни Хидана, ни Какузу.

Шикамару глянул вверх. На крыше ближайшей постройки стоял Аоба.

****

Изумо, Котецу и Шикамару выглядели потрепанными и виноватыми.

Шикаку тяжело вздохнул.

— Вы трое сообщите всем о похоронах. И отправьте сообщение Годайме.

— Шикаку-сан… э-э… Куренай-сан… — робко начал Котецу.

Да уж, это было нелегкой миссией: сказать женщине, что ее возлюбленный погиб на миссии.

Шикаку снова вздохнул.

— Я скажу ей.

— Отец. Я ей скажу, — тихо попросил Шикамару. — У меня для нее сообщение.