Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты замечательный. С тобой так хорошо!
Но Кэтлин витала мыслями где-то еще – сегодняшний вечер, в отличие от воскресного дня, не принадлежал полностью Стару. Она была погружена в себя, взвинчена после рассказа о былом; Стар не мог отделаться от мысли, что ему преподносят историю, которую приберегали для «американца».
– А с «американцем» ты знакома давно?
– Несколько месяцев. Мы часто встречались, понимаем друг друга. Он то и дело повторяет «похоже, это теперь навсегда».
– Тогда зачем ты мне звонила?
Кэтлин помедлила.
– Хотелось увидеть тебя снова. И еще – он должен был сегодня приехать, но вчера дал телеграмму, что на неделю задержится. И меня тянуло поговорить с кем-то близким – ты ведь мне близок…
Он желал ее все сильнее, однако разум неотступно твердил: Кэтлин нужно знать, влюблен ли я, женюсь ли – тогда она решит, отказать ли «американцу». Сначала она ждет, чтобы я открылся.
– «Американца» ты любишь?
– Да, уже все решено. Он спас и меня, и мой рассудок. Ради меня переезжает на другой конец света. Я настояла.
– Ты не сказала, любишь ли.
– Конечно, люблю. Конечно.
Это «конечно» говорило, что никакой любви нет: она ждет признания Стара – и все решит позже. Он обнял ее, поцеловал в губы и долго не отпускал.
– Не сегодня, – шепнула она.
– Хорошо.
Они ехали по «мосту самоубийц», недавно забранному высоким ограждением.
– Я знаю, что это такое, – сказала Кэтлин. – Все равно глупо. В Англии не так – если не можешь получить желаемого, никому не придет в голову прыгать с моста.
Лимузин, развернувшись у отеля, двинулся обратно. Порыв страсти схлынул, оба замолчали. После рассказов Кэтлин о королях перед глазами Стара почему-то замелькали воспоминания юности: пятнадцатилетним мальчишкой, незадолго до переезда в Нью-Йорк, он жил в пенсильванском городе Эри. Там, в перламутровом освещении главной улицы, был ресторан с выставленными в витрине омарами, с зелеными водорослями и яркими бликами на ракушечной стене грота; позади, за алым занавесом, творилось неспешное завораживающее таинство – двигались люди, пели скрипки. Кэтлин напомнила ему о тех омарах и свежих рыбах во льду: она была «красавица куколка» – и тем отличалась от Минны.
Они посмотрели друг на друга. Ее глаза спросили: выходить мне замуж за «американца»?
Стар не ответил.
– Давай поедем куда-нибудь на выходные, – предложил он чуть погодя.
– То есть завтра? – подумав, уточнила Кэтлин.
– Да.
– Тогда я скажу завтра.
– Ответь сегодня. А то вдруг…
– …вдруг обнаружится письмо в машине? – засмеялась она. – Нет, обойдемся без писем. Ты знаешь почти все.
– Почти?
– Да, почти. Остались мелочи.
Оставшееся он тоже выяснит, она расскажет завтра. Он не верил – не хотел верить – в многочисленность романов: все-таки связь с «прежним», с королем, была долгой и прочной. Три года жить в немыслимо противоречивом статусе – одной ногой во дворце, другой на задворках. «Приходилось смеяться, – сказала она тогда. – Я научилась смеяться чаще».
– Что ему мешало – женился бы на тебе, как Эдуард Восьмой на миссис Симпсон, – возразил Стар.
– У него была жена. И он не был таким романтиком… – Кэтлин осеклась.
– Как я?
– Да, – неохотно подтвердила она, словно открывая козырь. – Отчасти ты романтик. В тебе уживаются три или четыре личности, и каждая видна как на ладони. Как обычно у американцев.
– Не доверяй американцам так безраздельно, – улыбнулся Стар. – Они открыты, но переменчивы.
Кэтлин нахмурилась.
– Правда?
– Меняются быстро и внезапно, – подтвердил Стар. – И к прежнему уже не возвращаются.
– Ты меня пугаешь. С американцами было так надежно…
Кэтлин вдруг показалась одинокой, и Стар взял ее за руку.
– Куда поедем завтра? Можно в горы. У меня полно дел, но они подождут. Если выехать в четыре, засветло успеем.
– Не знаю. Ты меня озадачил. Я, кажется, уже не та Кэтлин, которая приехала в Калифорнию искать новой жизни.
В этот миг ему сказать бы «ты ее нашла» – он знал, что так оно и есть, что нельзя отпускать Кэтлин, – однако иное чувство склоняло его не поддаваться мальчишеским порывам, решить взвешенно. И ничего не говорить до завтра. Кэтлин смотрела на него попрежнему, скользя взглядом от лба к подбородку и обратно, знакомо поводя головой из стороны в сторону.
…Это твой шанс, Стар, остерегайся его упустить. Эта женщина создана для тебя, она может тебя спасти, вернуть к жизни – о ней нужно будет заботиться, ты обретешь для этого силы. Удержи ее. Скажи что хотел, не дай ей уйти. Вам обоим невдомек, что где-то вдали, за границей ночи, «американец» изменил планы. Его поезд мчится через Альбукерке, расписание выверено, машинист пунктуален. К утру «американец» будет здесь.
…Водитель свернул вверх по холму, к дому Кэтлин. Место казалось Стару уютным даже во тьме: присутствие Кэтлин словно придавало особое очарование всему – лимузину, прибрежному дому на мысе, даже городским дорогам, видевшим их вместе. Холм, на который они сейчас поднимались, тихо светился, приглушенные звуки наполняли душу радостью.
Прощаясь, он вновь ощутил, что не в силах ее отпустить, даже на короткие часы. При разнице всего в десять лет его чувство скорее казалось ему похожим на беспокойную, нетерпеливую любовь стареющего человека к юной девушке. Отчаянно не хватало времени, сердце-хронометр отсчитывало секунды, подталкивая Стара нарушить логику всей прежней жизни – войти в дом вместе с Кэтлин и сказать: «Теперь это навсегда».
Кэтлин тоже медлила в нерешительности – розово-серебристый иней готов был растаять под весенним солнцем. По-европейски почтительная к властям предержащим, она все же обладала безграничным самоуважением, которое не позволяло ей ступить далее. Она не питала иллюзий насчет мотивов, правящих королями.
– Завтра съездим в горы, – сказал Стар.
От его решений порой зависели многие тысячи жизней – и вдруг так внезапно теряется чутье, которым ты жил двадцать лет…
Назавтра, субботним утром, Стар занимался делами. В два часа, вернувшись после обеда, он застал в кабинете ворох телеграмм: съемочное судно пропало в Арктике, кинозвезда замешана в скандале, сценарист требует через суд миллион долларов. Гибнут евреи в Германии. Последняя телеграмма бросилась в глаза:
Я вышла замуж сегодня в полдень. Прощай.
И рекламная наклейка: Лучший ответ – телеграмма «Вестерн Юнион».
Глава 6
Ничего этого