– Следующий шаг? – предложила Вайолет.

– Не совсем. Просто я бы не делал свою работу, если бы считал, что эти инциденты никак не связаны.

– Ну а что ты хочешь узнать о Роуз? Характер, увлечения… что?

Николас пожал плечами.

– Что угодно, что поможет мне лучше понять ее душевное состояние, когда она сбежала.

Чем больше Вайолет пыталась описать Роуз – а в последнее время она делала это довольно часто, – тем больше ощущала, что объективирует ее, превращая в девочку из музыкального театра, потягивающую чай, укрепляющий голосовые связки, и задающую вопросы вроде «Тебе не кажется, что я фальшивлю?». Печальная правда же заключалась в том, что ее сестра была действительно хорошей актрисой, и Вайолет начинала понимать, что представления не имеет, что скрывается за маской, которую так умело носила Роуз на публике.

– Я не знаю. Мы жили с Роуз вместе, но никогда не были особенно близки. Все, что я могу сказать, ты, наверно, уже слышал от мамы и Уилла. Роуз много играла в школьных спектаклях. У нее была танцевальная обувь. Она не пила молоко перед важными концертами. Мама вечно покупала ей кофты с надписями типа «Королева драмы» или «Курс на Бродвей». Иногда она могла часами отрабатывать упражнения на дикцию вроде «В Каннах львы только ленивым венки не вили».

К ее удивлению, Николас расхохотался. Это был заразительный смех, искрящийся и искренний. Вайолет продолжала:

– В любом случае, в середине учебы у Роуз случилось что-то вроде «кризиса четверти жизни», и она перевелась с театрального отделения, решила, что будет счастливее, изучая камни – что-то типа ученого. Но, мне кажется, с тех пор она передумала. Она снова борется за премию «Тони».

– Значит, вы поддерживаете связь?

– Это слишком сильно сказано. Всего несколько писем. И она только сейчас начала мне писать. – Николас был первым добрым и отзывчивым человеком, с которым она разговаривала с тех пор, как оказалась в больнице. Ей не хотелось все испортить рассказом о том, что она видела Роуз. Она бы не вынесла, если бы он подумал, что она шизофреничка с галлюцинациями.

– Это странно, но я ощущаю ее присутствие последние несколько недель, и тут она неожиданно выходит на связь, когда я оказываюсь в сумасшедшем доме.

– Есть ли шанс, что ты дашь мне ее контакты?

Вайолет пожала плечами.

– А мама не дала их тебе?

– Она сказала, что догадалась, что письмо, которое она передала тебе, было от Роуз, но она не стала переписывать адрес. Она хотела дать твоей сестре пространство. Она сказала, что ей так посоветовала полиция.

– Конечно, я могу дать ее адрес. Ее телефона у меня нет.

– Было бы отлично. Ты не против рассказать мне о том, что происходило за несколько недель до ее исчезновения? Она ссорилась с родителями? В доме происходило что-то, что объяснило бы, почему она сбежала?

Должно быть, Николас заметил, что она внезапно напряглась, как белка, перебегающая дорогу.

– Ты можешь рассказать мне, – заверил он.

– Я уверена, что до своего бегства, весной, она забеременела. Думаю, она сделала аборт, и мама стала вести себя с ней как республиканский консерватор.

– Как ты узнала об этом?

Николас не отводил взгляда, пока Вайолет рассказывала ему о фото на столе матери, но она была уверена, что он не ожидал такого услышать.

– Жестоко и необычно? – спросила она.

– Трудно сказать, – он потер затылок. – А твоя мама очень религиозна?

– Только когда это удобно.

– Ты говорила об этом кому-нибудь? Вашему отцу? Полиции, после того, как сбежала Роуз?

Вайолет покачала головой.

– Я должна была рассказать. Знаю. Но одно дело – называть свою семью дерьмом, и совсем другое – говорить это про свою семью другим. Я не хотела, чтобы все знали, какие мы чокнутые. И ее все равно нашли. Я подумала, она и так уже достаточно натерпелась, чтобы мусолить все это еще раз.

– Как ее нашли?

– Она оставила за собой довольно очевидные следы: очистила свой банковский счет за неделю до отъезда, написала в колледже заявление, что уходит в академический отпуск, подала заявку на открытие новых кредиток. Она оставила для родителей записку на сиденье своей машины.

– И что было в этой записке?

– Точно не помню. Что-то о том, что она устала гоняться за морковкой на веревочке.

– У тебя есть предположения, что она имела в виду?

– Раньше я думала, что она устала от этих игр. Ну, что она сыта по горло колледжем, прослушиваниями, репетициями. Но после недельки, которая была у меня, думаю, морковка – это нечто другое.

– И что же?

– Любовь. – Вайолет покраснела. – Любовь моей мамы – довольно условная вещь. Роуз потратила годы, пытаясь заработать ее. Это заставляло ее ходить по кругу.

– Она была дезориентирована?

– Да. В любом случае, спустя несколько недель Роуз позвонила маме и сказала, что со всеми нами для нее покончено. Ее парень, Дэмиен, тоже подошел к телефону и сказал нашей маме отвалить. Сказал, что она дорого заплатит, если когда-нибудь попытается связаться с ними. Хотя они не то чтобы оставили ей возможность это сделать.

– Значит, Роуз нашла любовь, которую так искала, в парне?

– Ну, это типичная история, разве нет?

– Можешь рассказать мне о Дэмиене?

– Ни разу его не видела. Тебе придется расспросить о нем Роуз.

Вайолет поняла, что впервые задумалась, стал ли аборт тяжелым испытанием для их пары.

– Ты помнишь имя следователя, с которым вы разговаривали, когда думали, что Роуз пропала?

– Нет. Прости.

– Не страшно. Посмотрим, что мне удастся выяснить. – Он выглядел таким грустным, что Вайолет сразу поняла, какой вопрос он задаст следующим.

– Так, значит, в тот вечер, когда Уилл был ранен…

– Я уже сказала. Я не делала этого.

Николас примирительно поднял обе руки. Его темные ресницы дрогнули.

– Послушай меня секунду. Я собирался спросить не об этом.

Вайолет скрестила руки на груди, защищаясь, но ее лицо выражало смирение.

– Я собирался спросить, знаешь ли ты, что в тот вечер у твоего брата был припадок.

Вайолет быстро покачала головой.

– У него не было припадка, пока я была там.

– Я читал, что припадки влияют на память.

– Я спрашивала Уилла, каково это, больно ли ему. Он говорит, что нет. Думаю, ты просто отключаешься, как под наркозом.

Она ошеломленно замолчала на секунду, наконец осознав значение этой новой информации.