— Нет, Виктория Владимировна, я на целый день никак не смогу. Не получится так пропускать учебу.

— Ну как знаешь, время подумать еще есть. Ладно, беги домой, а то у тебя уже глаза красные после ночи.

— Я подумаю. Спасибо.

Спускаюсь по лестнице и выхожу на улицу, направляясь в сторону метро. Дождь льет как из ведра, а я как назло не взяла зонтик, а тут еще и телефон начинает непозволительно долго вибрировать.

— Да, — нехотя поднимаю трубку, смотря на незнакомый номер.

— Татьяна, здравствуйте, Михайлова Елена Владимировна, вам приходится матерью?

— Да… А вы кто?

— Ваша мама сегодня утром поступила в нашу районную больницу, отделение терапии. Вы приехать сможете?

— Конечно, смогу, а что с ней?!

— Пока неизвестно, потеряла сознание, нашла соседка на огороде. Обследования нужные проведут, там уже яснее станет.

— Ясно… Спасибо, я приеду…

— Отомри. У тебя борщ в тарелке остыл.

— Я немного задумалась.

Вновь берет ложку и наспех пытается впихнуть в себя борщ. Вид у нее такой, словно ест что-то несъедобное. А ведь это точно не так, потому что пока Таня утопала в своих раздумьях, я съел все первое.

— Тань, у тебя муха в тарелке. Хочешь я ее через щель зубную засосу?

Кажется, дела плохи, ибо в ответ мне пришло только молчание. Таня встала из-за стола, убрала за собой тарелку, ничего толком так и не съев, и вышла из кухни. Ну что за девка такая?

Пошел вслед за ней и нашел Бдушкину, стоящую у окна и рассматривающую Машу в кроватке.

— Не вздумай ее трогать, когда она спит. Как говорится не буди лихо, когда оно тихо.

— И не собиралась. Я не нашла во дворе дров. Можешь организовать? — ай как мастерски кто-то переводит тему. — Или ты не умеешь?

— На слабо меня решила взять, Танюша? — подхожу прямиком к ней и заглядываю в глаза.

— Ни в коем случае. Мне просто нужны дрова. Ну через костер прыгать. Ты же сам хотел посмотреть.

— Ааааа. Иван Купала.

— Точно.

— Я очень хочу на это посмотреть. А ты будешь прыгать в одежде или в чем мать родила?

— В скафандре.

— Я так и подумал.

— Ладно, не грусти, Танюха, а то засуну шишку тебе в ухо. Пойду колоть дрова. Как Челентано… Танька, — шепчу ей на ухо. — А ты любишь «Укрощение строптивого»?

— Очень. Мой любимый момент, когда герой давит виноград и там такая песенка забавная еще играет.

— Ты издеваешься?!

— Нет, — спокойно отвечает Таня. — А что не так?

— Все. Ну ты бы хоть так не палилась, ей Богу. И это я сейчас не о костре.

Я не знаю, что мной сейчас движет, просто хватаю Таню за руку и начинаю крутить как куклу.

— Что ты делаешь?

— Рассматриваю твою филейную часть и не только. Нет, ну если я спал с тобой, я же должен был это запомнить?! Верно? Ну хоть что-то же должен был? Вообще жесть какая-то получается! Захотел впервые снять сливки с девочки, а ни девочки, ни сливок не помню.

— Вы перегрелись, Павел Александрович? Уже забыли, как мы спали на вонючке и на стоге сена?

— Ты дуру из себя не строй! Прекрасно знаешь, что я о другом. Ты решила мне отомстить за то, что я тогда тебя обидел, да? Наговорил какой-нибудь дряни по пьяни или еще чего похлеще сделал?

— Нет.

— Ты с ума меня сведешь! Ну хорошо, я с тобой не спал, и ты мне не мстишь. Но значит ты знаешь мать Маши, верно? Это твоя подружка, которая попала в беду, а ты так все контролируешь?

— Нет.

— Нет? Убью тебя Бдушкина!

Может я и перегрелся, а может в озере нечисти словил по заверениям Тани, иначе не могу объяснить на кой черт я валю ее на «благоухающий» диван. Дальше больше, я реально хочу ее оприходовать на этом «ложе любви». И первое, что я делаю-задираю ее платье.

— Что ты делаешь?!

— А на что это похоже? Ты вроде такая умная с виду.

— Слезь с меня, что за дурацкая манера налегать на чужое тело?

— Значит так, Бдушкина, — фиксируя ее руки над головой, начинаю я. — Ты должна вернуть мне украденные тобой двадцать тысяч баксов, и начнем с сегодняшнего дня. В общем, я тебя предлагаю место многофункциональной девушки. Помимо того, чем ты тут занимаешься, будешь со мной спать.

— Вы имеете в виду предаваться плотским утехам, когда вам приспичит?

— Ну пусть будет так.

— Боюсь, что у нас ничего не получится. Как бы вам сказать… я в этом деле полный профан.

— Ну то, что целоваться ты не умеешь, это мы уже поняли. Хоть в чем-то можно тебя уделать, а что с нижней частью?

— Атрофировалась.

— Батюшки, а что так?

— Да как-то не пользуюсь. Опыт небольшой, прям маленький совсем, не вошла во вкус.

— Небольшой это какой?

— Однояйцевый. Чего вас так интересует мой опыт, — подавляя в себе рвущуюся наружу улыбку, произносит Таня.

— Да меня скорее интересует однояйцевый бедолага.

— Ладно, пошутили и хватит. Слезь с меня.

— Лапасюна, так я и не шутил. Надо, чтобы все пришло в норму. Негоже как-то не пользоваться тем, что природа дала. К тому же, сама подумай, как все удачно складывается: двое взрослых людей в забытой Богом деревеньке помогут друг другу расслабиться. И тебе хорошо, и мне хорошо. Ну?

— Давайте, начинаете. Я пока придумаю, что на ужин приготовить.

— Рот, Танечка, иногда надо закрывать, чтобы оттуда всякая кака не лезла. Давай научимся целоваться что ли?

Таня закрывает глаза и, уже совершенно не скрывая улыбки, мотает головой. Вид у нее сейчас просто шикарный, какой к черту диван, когда копна ее каштановых волос разметалась на подушке. Этакий контраст цветов. Отпускаю ее руки и начинаю перебирать шелковистые пряди.

— Тань. Я тебе говорил, что без грима ты очень даже ничего?

— Не помню.

— Тогда говорю. Ты очень даже ничего. Ну ладно, красивая. Волосы у тебя шикарные.

— Хотите отрезать и продать? — распахивая глаза, выдает Таня.

— Жаль, что твой отрезанный язык продать не удастся. Не сойдет ни за говяжий, ни за свиной.

— Романтичный у нас разговор, настраивает на…

Не даю ей договорить, вместо этого прикладываю палец к ее губам. Забавно, мне страшно, что эта пиранья его откусит, но нет, вместо этого она просто закрывает глаза. Наклоняюсь к ней и как какой-то одержимый зверь вдыхаю запах ее волос. Нет, ну ведьма однозначно. Немного приподнимаюсь, чтобы взглянуть на нее и вместо того, чтобы остановиться и встать с этого дурацкого дивана, я действительно начинаю то, о чем говорил. Губы сами тянутся к ее губам. Накрываю их, пробуя на вкус как какую-то конфету. Черти что творится, ведь не люблю я это дело. Но когда Таня немного расслабляется, и сама включается в процесс, все тормоза напрочь слетают. Я лишь сильнее зарываюсь руками в ее волосы и углубляю поцелуй. Приятно. Как же чертовски приятно это делать. И что бы там ни говорила Таня, она сама, не осознавая этого, очень охотно мне отвечает. Отстраняюсь от ее губ и тут же вновь наклоняюсь к ней, припадая губами к ее шее. И снова этот сладкий кокосовый запах, вперемешку с ванилью. Одним словом-вкусная. Я бы и дальше наслаждался такими простыми по факту действиями, если бы не абсолютно застывшая Таня.