с кем-то другим. Но и выбирать не приходилось. Я ни за что не ушла бы домой с дежурства, не удостоверившись, что у Пей Суан будет жилье, пускай и самое простое, и я не могла отказать водителю на том лишь основании, что он мужчина. Можно ли ему доверять? Неизвестно. Какой он человек? Откуда мне знать. Я даже не могла спросить у него еще какие-то документы: свое удостоверение он показал мне с самого начала, в точном соответствии с требованиями.

– Это за твоей пациенткой, Хэзард? – поинтересовалась Бетти, проходя мимо поста.

– Очень вовремя. Вряд ли ей понравилось в нашем дурдоме, – сказала она, кивнув головой в сторону бокса.

– Наверное, только и думала, что явилась зря.

Я выдавила слабую улыбку; водитель нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

– Идите за мной, – сказала я.

Пей Суан спала, свернувшись клубочком, и ее сложенные ступни напоминали птичьи крылья. Она была одна. Мэй ушла в два – ее вызвали к пациентке в другом отделении больницы. Она выслушала много историй, самых разных и самых невероятных, и все их пропустила через себя, переводя с родного языка на английский, официальный язык системы.

– Пей Суан, – прошептала я, стараясь разбудить ее как можно осторожнее.

Глаза китаянки распахнулись, взгляд метнулся от меня к громоздкой мужской фигуре, заслонявшей дверной проем у меня за спиной.

– Этот человек отвезет вас во временное жилье.

Я тут же прокляла себя за то, что разговариваю медленно и громко, словно с ребенком.

«Идиотка, – сказала я себе, – она не понимает ни слова из того, что ты говоришь».

Я не могла даже воспользоваться телефоном для перевода – батарейка села несколько часов назад. Неловко улыбаясь, я жестом указала на водителя, который поднес руку к голове, словно отдавая честь. Пей Суан медленно села на постели и сунула ноги в шлепанцы, стоявшие на полу. Она словно не могла оторваться от кровати, то ли от сонливости, то ли от страха.

– Пожалуйста, Пей Суан, – сказала я, пытаясь скрыть отчаяние, сквозившее в голове, и надеясь, что она хотя бы поймет – я действую из лучших побуждений.

– Он отвезет тебя в надежное место. Пожалуйста.

С тяжелым сердцем я подвела ее к дверям. Губы мои улыбались, но щеки заледенели.

– Ну вот, хорошо, – подмигнул ей водитель, выходя из палаты.

А потом, оглянувшись на меня, добавил:

– Как говорится, топ-топ!

Он прошел через комнату ожидания в сторону выхода. Пей Суан в последний раз окинула меня взглядом, долгим и холодным. Кого она видела перед собой? Добросердечную незнакомку с благими намерениями или просто еще одно звено в цепи, передавшее ее в руки следующего мужчины, который отвезет ее в еще одну переполненную квартиру, набитую такими же потерянными и одинокими девушками? По ее лицу я не могла этого понять. На мгновение мне показалось, что оно исказилось от разочарования, но тут она развернулась и медленно, заплетаясь, пошла за водителем из отделения, шаркая подошвами по полу.

О беременном мозге

Где-то ближе к концу моей второй беременности случился-таки колдовской момент, когда я осознала, что стою посреди ночи на кухне, в призрачном сиянии, исходящем из недр холодильника, почему-то с тостером в руках. Сделав себе тост с маслом, я выключила аппарат из розетки, аккуратно обмотала шнур вокруг еще теплого корпуса и открыла холодильник. Каких-то пары секунд не хватило, чтобы я поставила прибор на полку между банкой хумуса и недоеденным шоколадным пирогом. Я проделала всю последовательность действий, не задумываясь, словно отключать тостер и прятать его в холодильник было абсолютно естественно и логично. Лишь в самое последнее мгновение искра здравого смысла, мелькнувшая у меня в мозгу, заставила меня вспомнить, что на самом деле тостер так и должен стоять на столешнице, в окружении хлебных крошек. «Ну вот, – подумала я, уставившись на содержимое холодильника, словно только что очнулась от лунатического сна, – беременный мозг».

Я порадовалась – и даже немного загордилась, – внезапно обнаружив, что стала жертвой одного из самых популярных симптомов у нынешних беременных. Страдать от «беременного мозга» – то есть стоять по ночам перед холодильником с тостером в руках, или посреди супермаркета, гадая, зачем вообще вы сюда пришли, – означает принять своего рода инициацию: если до этого признаки беременности демонстрировало лишь ваше тело, то теперь они проявились и у мозга, причем весьма знаменитые, ставшие притчей во языцех, этакая современная версия истерии – архаический, избитый термин, которым некогда описывали любое женское поведение, заметно отклонявшееся от нормы. В добрые старые времена мрачных психлечебниц и религиозного мракобесия диагноз «истерия» (что в переводе с греческого означает просто «состояние матки») запросто мог приговорить женщину к пожизненным жестоким и унизительным процедурам якобы во имя лечения. К счастью, в наше время истерия больше не считается психическим заболеванием, но не является ли «беременный мозг» ее менее страшным и более социально приемлемым потомком? Мы больше не запираем женщин в лечебницы за то, что они ведут себя глупо или странно, но все равно стремимся приписать патологиям – пускай и с безобидными названиями – проявления нормальной женской натуры.

Прогрессивные современные психологи и неврологи пока не пришли к единому мнению о том, что происходит с мозгом женщины во время беременности и сразу после родов. Становится она глупей или умней? Закрывается ли в себе, отгораживаясь от мира, когда начинает заботиться о ребенке? Или становится эмоционально и психологически более чуткой к своим близким, тем самым обеспечивая себе эволюционное преимущество, так как устанавливает прочные связи с потомством? Несмотря на многочисленные исследования, никому пока не удалось точно установить, что происходит с загадочным и причудливым женским мозгом с началом материнства. Как Мел Гибсон, гадающий о том, «Чего хотят женщины», в одноименном, и уже устаревшем, фильме, современная наука, сталкиваясь с беременной, как будто чешет в затылке и потом поспешно скрывается в глубине лабораторного коридора.

Тем не менее совершенно очевидно, что перинатальное психологическое здоровье стало темой активно обсуждаемой и привлекающей большое внимание. Исследования на самые разные связанные с ней темы приходят к одинаковому заключению: эмоциональное влияние начального периода материнства гораздо серьезнее и сложней, чем считалось ранее. Последние данные от британских ученых гласят, что одна из пяти женщин испытывает проблемы с психическим здоровьем в период беременности и первого года после родов. Получается, что вероятность возникновения психических проблем у беременной выше, чем вероятность наложения щипцов при родах и почти равна вероятности кесарева сечения – и это только с учетом зарегистрированных случаев. Но ведь помимо тех,