Перерыв на ленч оказался весьма кстати. Кьяра позвала детей, оторвав от игры. За ними пришел Хэдли. С распущенным галстуком и растрепанными от ветра волосами он выглядел как мальчишка.

— Выпьете с нами чего-нибудь освежающего, лорд Хэдли? — осведомилась Алессандра.

— Благодарю, леди Джаматти. Но я уже слишком долго злоупотребляю гостеприимством леди Шеффилд.

— Напротив, сэр. — Кьяра старалась выглядеть спокойной. — Нам, конечно, будет приятно ваше общество.

— Да неужели? — спросил Лукас тихо, так чтобы услышала только она, и, отряхнув брюки с пятнами от травы на коленях, громко добавил: — К сожалению, у меня назначена встреча с друзьями в тире Мэнтона.

— Тогда не будем вас задерживать, — сказала Кьяра. Лукас немного растерялся оттого, что она так торопилась выставить его за дверь.

— Мне надо бежать, но я вернусь к вечеру. Смею надеяться, вы не забыли, что сегодня мы идем на концерт в Обществе духовной музыки.

— Боже правый, так вы у нас действительно святой, — не удержалась Алессандра. — У них ведь там такая скучища!

— Я слышал об этом. Однако им покровительствует очень влиятельная в свете дама, а ее поддержка весьма пригодится леди Шеффилд, если семья ее покойного мужа попытается отобрать у нее сына.

— Только святой может ради Кьяры слушать пение нудных гимнов в течение нескольких часов.

Лукас послал ей ангельскую улыбку.

— Нет, это расплата грешнику за его прошлые смертные грехи.

При упоминании об угрозе для Перегрина, Кьяре стало страшно, но она не подала вида.

— Надеюсь, что вы будете прилично себя вести сегодня вечером. Это ведь одно из условий нашей сделки.

— Разумеется. — И не успела она отдернуть руку, как он приложился к ней. — Иметь с вами дела — настоящее удовольствие, леди Шеффилд. Хорошо бы еще, чтобы вы тоже до конца выполнили свою часть сделки.

— Ну как, почувствовали себя добродетельной? — поинтересовался Лукас, когда карета тронулась, преодолевая полуночную мглу.

— Я почувствовала себя вымотанной, — отозвалась Кьяра, откинувшись на спинку и прикрыв зевок рукой. — Вам привычно бодрствовать до первых петухов, а мне нет. — Она потянулась как кошка и вытянула ноги. — Вы оказались правы. Это не музыка, а сплошная тягомотина, но по крайней мере не нужно было танцевать. Если бы пришлось танцевать вальс, я бы осталась без ног.

От неяркого фонаря вокруг ее головы образовался ореол. В полумраке кареты рассыпавшиеся по плечам вьющиеся волосы мерцали расплавленным золотом.

— Ноют, да? — Он наблюдал за ней.

Свет плясал на ее опущенных ресницах.

— Мм. Вот бы попарить их в душистой ванночке. Я оказалась бы в раю.

Носок ее бального башмачка упирался ему в туфлю. Лукас наклонился и взял ее ступню в ладони.

— Хэдли! — Кьяра округлила глаза.

— Расслабься, счастье мое. — Лукас развязал ленту на башмачке и распустил гладкий атлас.

— Но…

Он принялся массировать ей пальцы.

— Мы могли бы, конечно, остановиться у фонтана на Беркли-сквер. Правда, вода в нем довольно холодная. — И, щекоча ей большим пальцем свод ступни, добавил: — Но вдруг это окажется приемлемой альтернативой? Кьяра поерзала, пытаясь высвободиться.

— Это неуместно, — промямлила она.

— Да кто узнает, кроме нас двоих? — Лукас принялся еще энергичнее массировать ступню. — А вот так нравится?

— Божественно, — немного поколебавшись, ответила она. — Хотя признаваться в этом не хочется.

— А почему бы нет? Нет никакого греха в том, чтобы в кои-то веки позволить себе немного удовольствия.

— Другого я от вас и не ожидала. — Ей хотелось, чтобы голос звучал отчужденно, но уголки губ все равно тронула улыбка. — В конце концов, вы у нас знаток по греховной части.

Лукас погладил тонкую ткань чулка.

— Знаток, — согласился он и тихо засмеялся. Она еще раз попыталась высвободиться.

— Не дергайся, Кьяра, — остановил он ее, а потом пощекотал пальцы. — Почему бы тебе просто не растянуться на спине и не получить маленькое удовольствие?

— По-моему это чересчур экстравагантно, — прошептала она.

— И безнравственно, — подтвердил Лукас. — Но разве тебе не хочется побыть немного безнравственной?

Нет! Да! Нет!

Кьяра не могла выдавить пи слова.

— Я, например, не испытываю угрызений совести, потакая какой-нибудь безнравственности.

Распутник!

Треск рвущегося шелка заставил ее подскочить.

— Хэдли! — ахнула она. Лукас в это время стянул порванные чулки до лодыжек. Прикосновение ночного воздуха к обнаженной коже вдруг показалось ей шокирующе интимным.

Еще больший шок она испытала, когда Лукас провел языком по пальцам ее ног.

— О, это… так порочно, — запротестовала Кьяра, но почему-то не оттолкнула Лукаса.

— Ммм, да. — Он легонько куснул ее. — Но я ведь негодяй, забыла?

Разве такое можно забыть?

— А негодяй желает целовать даму во все интимные уголки и местечки.

Господи, кажется, он сосет ее большой палец. Влажное тепло от прикосновения его губ вызвало у нее желание, и она выпалила:

— И в грот Венеры тоже?

Лукас поднял голову. Фонарь высветил улыбку на его лице.

— О, леди Шеффилд, да вы, оказывается, увлекаетесь эротической литературой.

— Н-нет! — начала оправдываться Кьяра.

— Нет? — Он вскинул брови. — Сомневаюсь, что такой термин можно найти в научной литературе.

— Ну, если хотите, я… я услышала его от дам в парке, которые обсуждали ваши сексуальные подвиги, — призналась Кьяра.

— Как по-вашему, им понравилось? — спросил Лукас.

— Очень. — Кьяра немного поколебалась, а потом добавила: — Впрочем, я не поняла, что они имели в виду.

— Поцелуй в «полянку».

— В «полянку»? — переспросила она.

— Ну да. Одно из названий женских гениталий, которое мне нравится. «Грот Венеры» звучит слишком пафосно, вы не находите? А скажешь «полянка», сразу вспомнишь лето, аромат цветов, трав, вкус ягод.

Кьяра заерзала, сбитая с толку и одновременно заинтригованная.

— А что, есть еще какие-нибудь… названия?

— Муфта, мохнатка, щелка, борозда, карамелька, миска с медом, пипка, — не торопясь, принялся перечислять Лукас.

Ей казалось, что запретные словечки маслом растекаются по ее коже.

— Их, конечно, существует множество, но сама суть всегда понятна.