Советник от волнения места себе не находил:

– Да как мне не беспокоиться? В каком смысле «скоро будет»? Точнее можно? А если он опоздает?

Народ, что с самого утра собрался за воротами и уже несколько часов топтался там в предвкушении, больше не мог ждать – люди громко кричали, поторапливая процессию.

К советнику подбежал даосский монах:

– Государыня посылает спросить, почему шествие не начинается? Счастливый час[8] вот-вот настанет, ещё немного – и время будет упущено.

Как же советнику хотелось, чтобы прямо в эту минуту в город ворвались какие-нибудь мятежники и сорвали церемонию. Что за невезение! Почему всё идёт прахом в такой ответственный момент?

Был бы виноват кто другой – сановник давно бы обрушил на него свой гнев, собственноручно бы казнил вредителя. Но шествие задерживал его любимый ученик, его величайшая гордость – и к тому же обожаемый сын правителя! Такого не отругаешь, не выпорешь и уж точно не казнишь. Проще с собой покончить.

Тут из тени главных врат показалась фигура – ещё один юноша ворвался во дворец со звонким криком:

– Почему не выдвигаетесь? Там народ от нетерпения гудит, да и срок на исходе!

То был молодой человек шестнадцати-семнадцати лет, стройный, ладный и очень высокий, с кожей пшеничного цвета. За спиной его висел длинный чёрный лук и белоснежный колчан со стрелами. Он нахмурился и поджал губы. Хоть лет ему было мало, во взгляде читалась несгибаемая твёрдость. Советник ухватил парня за руку и завопил:

– Фэн Синь! Где ваш наследный принц?

Юноша замер, будто догадался о чём-то, а потом в глазах его заплескался гнев. Он бросил негодующий взгляд на стоявшего рядом Му Цина, но тот скрыл лицо под маской демона, не сказав ни слова. Фэн Синь прошептал:

– Некогда объяснять! Скорее выходите, его высочество вас не подведёт!

Ничего не поделаешь: не будет на платформе воина, угодившего богам, – советнику конец; упустит время и опоздает – тем более. Он обречённо махнул рукой:

– Музыка! Выступаем!

В ответ на приказ грянул оркестр духовых и струнных. Сотня императорских бойцов в начале колонны запела стройным хором и двинулась вперёд, увлекая за собой грандиозную процессию.

Эти воины символизировали преодоление препятствий на жизненном пути. За ними следовали прошедшие строжайший отбор прекрасные девушки, невинные и кроткие; в руках они несли корзинки с цветами – знак благой вести. Они разбрасывали лепестки, и те оставляли на земле благоухающую дорожку. Музыканты восседали на колеснице из чистого золота. Стоило процессии появиться из ворот замка, толпа закричала в исступлении и бросилась подбирать падающие цветы. Но как бы красиво, как бы роскошно, как бы торжественно всё ни выглядело, это была лишь прелюдия к главному действу.

Платформа, которую тянули шестнадцать белых скакунов в золотой упряжи, медленно выкатилась из тёмной арки дворца и предстала взглядам десятков тысяч людей. На ней стоял демон в чёрных одеждах и в свирепой маске. Он выставил перед собой двуручную саблю чжаньмадао длиной девять чи и молча принял боевую стойку.

У советника внутри всё сжалось. Как же в тот момент он надеялся на чудо! Но чуда не случилось. Толпа загалдела, а представители знати на высоких трибунах нахмурили брови и принялись переглядываться, наперебой спрашивая друг друга:

– Что такое? Куда подевался воин, угодивший богам?

– Его высочество отсутствует?

– Где же гэгэ Лянь?

В самом центре трибун восседала пара: мужчина с благородными чертами лица и его дражайшая супруга, белокожая и изящная. То была чета правителей Сяньлэ. Не увидев на платформе того, кого ожидала, государыня бросила в сторону мужа взволнованный взгляд. Тот в ответ сжал её руку и взглядом же показал, чтобы она не волновалась, а тихо наблюдала за тем, что будет дальше. А вот толпу, бурлившую по обеим сторонам улицы, успокоить было некому. Крики становились всё громче, казалось, ещё чуть-чуть – и рёв снесёт крыши с домов.

Советник прилюдно бы покончил с собой, хвати ему смелости. Стоявший в одиночестве на платформе Му Цин, напротив, оставался абсолютно невозмутимым. Он продолжал играть свою роль, будто отсутствие противника его совсем не волновало. С тяжёлым звоном он опустил саблю на платформу, поставив её вертикально перед собой.

Не обращая внимания на зловещий рокот толпы, этот юноша в чёрных одеждах – олицетворение самой мощи – открыл представление в роли демона.

Наделённый от природы тонкими чертами лица и изящной фигурой, Му Цин был похож скорее на учёного-затворника, чем на воина, но невероятно тяжёлой саблей вращал как пёрышком; в его руках она казалась невесомой. Один за другим несколько десятков даосов, играющих укротителей демона, вскочили на платформу и один за другим же покинули её, сражённые врагом. В другой ситуации народ бы с удовольствием поглазел на столь искусное владение клинком, но сейчас почти никто не хлопал: люди не для того пришли, чтобы смотреть, как демон побеждает смертных. Из толпы послышались крики:

– А что же воин, угодивший богам?

– Да, где его высочество?

– Мы хотим видеть, как наследный принц сыграет роль бессмертного императора и демон отступит!

Из общего гвалта выбился негодующий вопль:

– Где мой брат? Что тут за балаган творится? Кому эта ерунда вообще интересна? Мать вашу, да где брат-то?!

Громче всех надрывался князь Сяоцзин, Ци Жун. Люди обернулись на крик и увидели, как к краю трибуны подбежал юноша в роскошных светло-зелёных одеждах из парчи, с ожерельем на шее и в гневе замахал кулаками в сторону платформы. Ему было не больше шестнадцати; личико розовое, брови густые – очень миловидный молодой человек, только сейчас физиономию его перекосило от гнева. Казалось, ещё минута – и он перепрыгнет через перила и бросится в драку. Увы, трибуна была слишком высокой: если спрыгнешь, в лучшем случае ноги переломаешь, в худшем – шею. Поэтому он лишь швырнул вниз чайную пиалу из белого нефрита.

Она устремилась прямо в затылок демону, ещё мгновение – и хлынула бы кровь, а актёр под маской упал бы замертво, однако тот ловко уклонился, взмахнул саблей и поймал пиалу на самый кончик клинка.

Чашка задребезжала, что вызвало у зрителей бурю восторга. Му Цин снова взмахнул саблей; пиала взлетела, и её поймал стоявший под платформой даос, а юноша продолжил исполнять роль: махать оружием и рубить людей. Ци Жун рассвирепел пуще прежнего и хотел было швырнуть что-то ещё, но тут по велению государыни его с большим трудом оттащили назад. Однако лица многочисленных представителей знати становились всё мрачнее. Они уже не желали покорно сидеть на местах: терпение заканчивалось.

Воин, угодивший богам, исчез прямо накануне церемонии. Где такое видано?

Вдруг толпа одобрительно взревела – куда пуще прежнего. Прямо с небес на платформу спустилась фигура бойца в белоснежном наряде и замерла перед демоном!

Полы его одеяния разлетелись