и отразил выдвинутые против него обвинения. В начале 60-х гг. V в. до н. э. часть граждан, подстрекаемая такими политическими лидерами, как Эфиальт, стала занимать все более радикальные позиции и проявлять антиспартанские настроения. Вместе с тем обращение спартанцев в Афины и ответ афинян нуждаются в более глубоком объяснении. В самом деле, чем объяснить столь унизительное и плачевное состояние спартанского посла Периклида и жестокую, лишенную всякого сострадали позицию Эфиальта (Plut. Cim., 16)? Очевидно, недостаточно только указать на опасность спартанского положения и имперские настроения определенной части афинян. Несомненно, Аристофан подразумевал какие-то действия лакедемонян, вследствие которых они чувствовали себя виновными перед афинянами, а афинские граждане из-за этого были очень разгневаны на спартанцев. Вероятно, подразумевались тайные переговоры лакедемонян с восставшими фасосцами, ставшие известными в Афинах. Кимону стоило колоссального труда убедить афинян проявить благоразумие и оказать помощь спартанцам. Убеждая граждан, Кимон отстаивал идею афинско-спартанского дуализма, требуя от афинян не посягать на интересы Спарты. Хотя ему удалось на этот раз отстоять свою позицию, события показывали, что среди афинских граждан эта идея уже переставала себя оправдывать.

Итак, после бурных дебатов Народное собрание афинян санкционировало отправление на помощь лакедемонянам гоплитов во главе с Кимоном. По-видимому, эта экспедиция была организована вскоре после 465 г. до н. э. В пользу этой даты говорят и гнев Эфиальта, вызванный, вероятно, антиафинскими действиями лакедемонян, и начавшиеся в это время распри между Коринфом и Мегарами. Второй раз (около 462 г. до н. э.) Спарта обратилась за помощью в Афины, когда восставшие илоты и периэки укрепились на Ифоме. Сообщение об этом нашло более широкое отражение в античной традиции, поскольку с ним связаны такие важные для всей последующей греческой истории события, как разрыв афинско-спартанских отношений и начало так называемой первой Пелопоннесской войны.

К сожалению, источники не сообщают, почему лакедемоняне вскоре отказались от помощи афинян и потребовали удаления афинского контингента из Пелопоннеса[156]. Принимая во внимание общие условия времени, характеризующиеся развитием демократических тенденций в Афинах и усилением афинско-спартанских противоречий, можно думать, что в отряде Кимона было немало афинян, являвшихся сторонниками политики Эфиальта, да и сам Кимон должен был соответствующим образом реагировать на новые внешнеполитические проблемы, вставшие перед афинянами, — об отношении к Аргосу и коринфско-мегарскому конфликту. Поэтому лакедемоняне могли относиться к афинянам с подозрением, тем более что основания для этого у них были.

Лакедемоняне, согласно Фукидиду, обратились к афинянам за помощью, считая их искусными в осаде укреплений. Но так как осада затянулась, то у спартанцев возникло сомнение в том, что афинянам либо недостает искусства, либо они затягивают осаду умышленно. В результате лакедемоняне отказались от их помощи и потребовали удаления из Пелопоннеса. Между тем, поскольку эта политическая акция Спарты имела столь решающее значение для греческой истории, она нуждается в более обстоятельном комментарии. Исследователи, интерпретируя рассматриваемые события, как правило, акцентируют внимание на активной позиции афинян, подчеркивая, что они разорвали отношения со Спартой, заключили союзные соглашения с ее злейшими врагами — Аргосом и Фессалией и начали борьбу за утверждение своей так называемой сухопутной империи. Спарта же обычно остается в тени и ей отводится пассивная роль.

Подобная трактовка хотя отчасти и подтверждается данными Фукидида и других источников, тем не менее является односторонней. Нельзя забывать, что эти события, наряду с другими, Фукидид подчиняет своей конкретной цели — доказать, какие обстоятельства способствовали усилению могущества афинян и каким образом организовалась Афинская держава (Thuc., I, 89, 1; 97, 2). Если же афинско-спартанские отношения этого времени рассматривать, абстрагируясь от этой заданной Фукидидом темы, то возникает несколько иная картина. В действительности необходимо подчеркнуть активную позицию именно лакедемонян, ибо, потребовав удаления афинского военного контингента, прибывшего по их же просьбе, они тем самым становились инициаторами разрыва отношений с Афинами. Действия афинян носили ответный характер. Ввиду этого и последовавший затем остракизм Кимона был обусловлен отчасти тем, что отстаиваемая им политика сохранения дружественных отношений со Спартой была отвергнута фактически самими спартанцами.

Иными словами, необходимо сказать, что в начале 60-х гг. V в. до н. э. не только в Афинах окрепли новые политические силы, способные радикально изменить внутреннюю и внешнюю политику государства, но и спартанские власти отнюдь не стремились занимать пассивную позицию и быть в стороне от общегреческой политики, особенно когда решался вопрос о гегемонии в Элладе. Спарта все более начинала понимать, что сохранить и упрочить свое господство в Пелопоннесе и в центральной Греции можно, только подтвердив свое право считаться простатой эллинов.

По-видимому, активизация спартанской внешней политики в значительной степени связана с приходом к власти спартанского царя Архидама. Популярность к нему пришла уже в первые годы его правления. Под его руководством спартиаты разбили в битве у Дипеи восставших аркадян (Polyaen., I, 41, 1). Возможно, Архидам навел порядок в Коринфе, где возникла борьбы между богатыми и бедными (Polyaen., I, 41, 2). Во время землетрясения он не только спас определенную часть граждан, выведя их из разрушенного города, но и организовал их для отпора восставшим илотам (Plut. Cim., 16, 4; Diod., XI, 63, 5—64, 1; Polyaen., I, 41, 3). Фукидид отмечает, что Архидам славился проницательностью и благоразумием (Thuc., I, 79, 2). Обычно Архидама, в отличие от эфора Сфенелаида, рассматривают как противника войны с Афинами и лидера так называемой мирной партии в Спарте. Однако это не совсем так. Речь Архидама в спартанском Народном собрании в 432 г. до н. э. вовсе не была направлена против войны. Он отстаивал лишь более благоразумную позицию, требовал не спешить с войной, а как следует и во всех отношениях к ней подготовиться (Thuc., I, 80—85). Такой совет он давал на основании ведения прежних войн (Thuc., I, 80, 1), поэтому можно думать, что и накануне, в ходе так называемой первой Пелопоннесской войны, своеобразие и характер спартанской внешней политики были обусловлены влиятельной позицией этого царя.

С его именем, вероятно, была связана и реорганизация спартанской армии[157], вызванная, видимо, последствиями землетрясения, так как в результате потери части граждан спартиаты стали использовать в качестве гоплитов часть периэков. Вместо прежнего построения армии по обам (Hdt., IX, 10; 11; 53; 57) теперь спартанское войско делилось на моры. Впервые это новое построение зафиксировано Фукидидом в битве при Мантинее (Thuc., V, 66, 3—67, 1; 68). По его сообщению, лакедемонское войско имело следующую структуру. Во главе стоял царь, далее, согласно рангу, шли полемархи (командующие морами), лохаги (начальники лохов), пентекостеры и эно-мотархи (Thuc., V, 66, 3). Число воинов в