Маша почувствовала себя неловко. Ей не хотелось знать о внутренних проблемах вузовского коллектива.

— И что мне теперь делать?

— А я расскажу! — старушка с готовностью затараторила. — Сегодня вечером в здании вашего факультета, в актовом зале, будет проходить новогодний бал для особо отличившихся студентов. Черинков там будет. Ты бы забежала на минутку, а? Он безо всяких вопросов распишется тебе в зачетке и ведомости, которую я тебе дам. Миленькая, сходи, пожалуйста.

— Хорошо-хорошо, — закивала Маша. — Я попытаюсь успеть. А как он хоть выглядит?

— Плохо. Плохо он выглядит, — вздохнула женщина. — Ему восемьдесят пять лет.

Прямо от здания, в котором располагалось Управление культуры, до корпуса университета шел трамвай, но он делал такой круг, что девушка приехала бы только к закрытию бала. Таксист тоже не особо торопился, но Маша, по крайней мере, успела под конец мероприятия: студенты уже получили свои награды за академические успехи и теперь не знали, куда деть громоздкие статуэтки с изображением раскрытой книги.

Только сейчас до Маши дошло, что она может столкнуться со знакомыми. Хотя, честно говоря, кроме старосты и двух отличниц никто из триста девятнадцатой группы на подобные награды не мог претендовать. Да и бал проводился для всего университета, а не только для истфака. Шанс встретить Андрея есть. Но насколько Маша знала, он всячески пытался отлынивать от подобных мероприятий.

Остановив проходившего мимо парнишку с бейджиком "Организатор" Маша спросила, где можно найти Черинкова. К счастью, студент совсем недавно видел пожилого профессора у кофемата в рекреации второго этажа. В актовом зале громко играла музыка, перескакивая с песен семидесятых на современные: с ВИА Голубые гитары на голубых кумиров нынешней молодежи. Видимо, диджей пытался угодить и профессуре и студенчеству.

После лестничного пролета девушка попала в небольшой коридор, который разделял здание на два блока. На лестнице была полутьма: горела только одна лампа. Переходы же были ярко освещены.

В одном из них стоял Андрей. Прямо возле деканата. Маша резко сделала шаг назад, едва не свалившись с лестницы, и выглянула из своего укрытия. Нагорный был не один.

Сонечка, играя пальчиками, провела руками по пуговицам на рубашке Нагорного. И посмотрела на него снизу вверх таким взглядом, что случайной зрительнице стал понятен посыл: Ваня, я ваша на веке. Ваня, ну, то есть Андрей, тоже оценил эти томные вздохи и вид на декольте, и что-то ответил женщине.

Маше не было слышно, о чем они говорят. Она с усилием подавила в себе приступ ревности. Оказывается, это чувство уже успело обжиться в в ней, деля все вокруг на мое-чужое. И Андрея оно ошибочно отнесло к первой категории. Судя по тому, как воинственно была настроена Мария, ревность активно подталкивала ее к открытому бою с соперницей.

В левом углу ринга Мариам, это мой гарпун, Петрова, в правом — Сонечка, чтоб ее черти драли, Ермолова. Не будь Мариам благовоспитанной девочкой, она бы пошла на поводу у непрошеного чувства. Но она продолжала молча пялиться на Андрея из своего темного угла. Несмотря на то, что внутри нее кипели страсти, внешне она оставалась холодной. По крайней мере, так ей казалось.

В этот момент из холла на лестницу вышел пожилой грузный мужчина. Он потоптался на месте, пытаясь разглядеть, куда двигаться дальше. Пробубнил что-то злое про ректора и экономию электроэнергии, и, наконец, заметил Машу.

— Ничего не видно, — пожаловался он, сильно гнусавя.

Девушка одарила его взглядом "Иди, куда шел" и снова принялась рассматривать сцену, разыгрывающуюся в десяти метрах от нее. Старик тоже заинтересовался и, заглянув в коридор, шепотом прокомментировал увиденное:

— О, Андрей Евгеньевич барышню обхаживает.

Маша закатила глаза.

— Вы бы тут не стояли, не подглядывали, а шли бы и тоже кавалера искали. Бал все-таки, — усмехнулся дедок. — А мне торопиться надо. Лишь бы ноги не сломать перед вылетом. Ну, кто так делает? Где свет? Не видно же ничего… При советской власти…

Он аккуратно вставал на ступеньки, прижимаясь боком к кованым перилам, и продолжал бубнить. В это время Софья привстала на цыпочки и положила ладони на плечи Нагорного. Вдруг старик ухнул и судорожно вцепился в поручни, которые глухо застучали по стене в месте их соединения. Маша бросилась вниз, подхватывая под локоть пожилого мужчину. Тот крякнул и выпрямился, почувствовав опору.

— Благодарю! Мне завтра утром нужно лететь к сыну, в Берлин. Будет нелепо переломаться прямо накануне. Я его три года не видел. Он программистом работает, — с гордостью сообщил дед.

— Поздравляю, — на автомате ответила девушка, и тут ее озарило. — А вас как зовут?

— Аркадий Алексеевич. Черинков моя фамилия. Я в этом славном учреждении, страшно говорить, пятьдесят второй год работаю. А вы, девушка, студентка?

— Аспирантка, — улыбнулась Маша. — Аркадий Алексеевич, распишитесь мне в зачетке, пожалуйста.

Когда профессор был благополучно спущен вниз, живым и невредимым, а его подпись красовалась в ведомости и в Машиной зачетке, он на прощение сказал:

— Я так понял, вы за Нагорным следили… — Маша не успела ему возразить. — Сколько Андрея знаю, столько вокруг него женщины вьются. Ho, что интересно, он отвечал взаимностью только тем, кто действительно его интересовал. В общем, не бабник он. А я его хорошо знаю: он у меня кандидатскую диссертацию писал. Это было в те далекие времена, когда меня самого еще интересовали женщины. А теперь мне хоть бы раз сына увидеть напоследок.

Профессор махнул рукой и побрел к выходу. Маша постояла еще немного в лестничной темноте, вслушиваясь в смех Сонечки. И пошла домой. Пожалуй, это самое верное решение. Она все равно ничего не может изменить. Зачем бередить душу? Черинков дал ей понять, что Андреем Евгеньевичем управляет только сам Андрей Евгеньевич. И без его собственного желания Маше ничего не светит. А ведь она изначально не рассчитывала на серьезные отношения, и хотела хотя бы одним пальчиком прикоснуться… А как дали всей рукой пощупать, так сразу наглеть начала. Надо уметь уходить. И сейчас, как бы иронично не звучало, Маше пора уходить с бала.

"Зачем мама родила меня интеллигентом?" — подумал Андрей и хмуро посмотрел на часы, а потом снова, в тысячный раз, на Сонечку.

— Иди уже, Софья.

— А ты придешь?

— Приду, — смиренно кивнул мужчина.

Он еще раз посмотрел на циферблат и, выругавшись, подошел к двери с табличкой "Деканат исторического факультета". Расписание около кабинета гласило, что декан Вавилов А.Е. работает до пяти часов вечера. А сейчас было почти девять. Нагорный тихо постучал. С той стороны двери раздались шаги, но идущего остановил голос вернувшейся Софьи.

— Я не хочу идти одна.

Андрей разве что не зарычал от злости. Он всегда был слишком мягок с противоположным полов, и некоторые этим пользовались. К счастью, печальный опыт не влиял на его отношение к другим женщинам. Публичный образ, воспитание, манеры и прочее облико морале не позволяли Нагорному грубить дамам. Хотя иногда очень хотелось. Из-за огласки, которой были преданы некоторые из его романов, у Сони (и у других подобных ей) могло сложиться впечатление, что он как телок на веревочке: идет, куда поманят.