– Здесь кто-то был? – слегка задыхаясь, спрашиваю я.

– Наверно, он просто развернулся.

– О.

– Но все могло быть серьезно, Дэниэл. – Он, сидя в своем кресле, так сильно наклоняется ко мне, что я быстро подаюсь назад. – Что, если это были бы они?

– Не понял…

– «Не понял», – повторяет он с сердитым смешком. – А это очень даже вероятно, и потому, если я велю тебе делать что-то… – Его лицо почти что касается моего, – ты обязан слушаться меня.

Пытаюсь кивнуть в ответ. Горло у меня пересохло.

– Сын… – теперь он говорит мягко и тихо. – Не бойся. – Он убирает волосы с моих глаз. – Обещаю тебе. Ни за что в жизни не позволю им найти тебя.

На следующий день, меряя шагами комнату, не могу не думать об этом происшествии. Кто-то въехал на подъездную дорожку, а это значит, дом не совсем на отшибе. Если бы я только мог оказаться снаружи…

Может, после ужина, когда Калеб повернется ко мне спиной, чтобы унести посуду, я схвачу стул… Но он слишком тяжелый. И кроме того, я прекрасно помню, что было, когда сработала сигнализация. Он поднял меня с такой легкостью, будто вешу я не больше запасного колеса, а потом достал ружье – четко, быстро, по-военному. Я мечтаю о том, что моя семья и друзья объявятся здесь и спасут меня, но Калеб услышит, как они приближаются. И он вооружен.

Я думаю все о том же и через миллион часов, когда мы ужинаем в гостиной. Кукурузный хлеб и суп из чечевицы. Я держу ложку, которая мне без надобности. Мысли проносятся в голове с сумасшедшей скоростью. Цепей на мне нет, я не напичкан лекарствами, – может, я смогу застать его врасплох, когда он отвернется. Нет, он слишком быстрый, слишком сильный.

Т-Ю-Ф-Я-К. Гаррет будто вырезал это слово у меня в мозгу, а не только вывел его на пикапе Эвана Замары. Гаррет не смирился бы с ситуацией, в какой оказался я. Не стал бы он сидеть здесь, подобно маленькому мальчику, и подыгрывать похитителю. Он бы боролся.

Хватаюсь обеими руками за стул, мое тело напрягается.

– Убери со стола, – говорит Калеб.

– Что?

– Встань и убери со стола.

Гаррет определенно не стал бы этого делать. Он бы послал Калеба куда подальше, а потом вырубил бы его и забрал ключи. А я?

Я собираю миски и ложки.

Калеб подходит к сейфовой двери и жестом показывает только после вас, и меня охватывает прямо-таки восторженное чувство. Никогда прежде он не разрешал мне входить туда. Это что-то да значит.

Мы оказываемся в узком коридоре. Справа расположена небольшая кухня с обшарпанными оранжевыми шкафчиками и коричневым линолеумным полом. Слева – стена, оклеенная теперь уже ободранными обоями, но, вытянув голову, я вижу еще один коридор.

– Дэниэл, – одергивает меня Калеб, я вхожу в кухню и ставлю грязные миски на стойку.

Воздух здесь затхлый и сырой. Может, когда-то в кухне прорвало трубы, и их толком так и не починили. Над раковиной висят выцветшие занавески в цветочек, но свет через них не проникает. Очевидно, это еще одна обманка.

Вздрагиваю, увидев часы на плите: впервые за все время, что я провел здесь, я узнаю, который сейчас час.

7:09.

Часы идут правильно?

Калеб машет передо мной бутылкой с моющим средством и мочалкой.

Он хочет, чтобы я мыл посуду вручную? Это просто омерзительно.

Но Дэниэл сделал бы это. И потому я беру вонючую мочалку, лью на нее жидкое мыло и начинаю тереть миску. Калеб споласкивает каждый предмет после того, как он вымыт мной, и кладет на сушилку, а потом мы возвращаемся в гостиную и играем в шашки, и это весело или хотя бы относительно весело. Знаю только, что мне доставляет какое-то странное удовольствие строить башню из его черных шашек.

После пятой партии Калеб говорит, что пора спать. Я готов попросить еще один разочек, словно мне и впрямь десять лет, но я беру себя в руки и молча шагаю по коридору, а Калеб идет сразу за мной. Когда я уже лежу в кровати, он поправляет мое одеяло, словно меня нужно укутать, а потом говорит вдруг:

– Я тебя люблю.

Я замираю. Мне следовало бы ответить тем же – Дэниэл сделал бы это. Но слова застревают у меня в горле.

Я могу соврать много о чем, но только не об этом.

Тридцать

– Хочешь сегодня побыть в гостиной, пока я буду работать? – спрашивает Калеб.

У меня уходит несколько секунд на то, чтобы понять его вопрос.

Мне не придется целый день пялиться все на те же стены?

– Правда? Ага. Да, сэр.

И еще того лучше – там есть какие-то двери. Там есть ружье.

Он снимает цепь с моих ног, и я встаю с кровати. Ноги почти не болят, лишь иногда дают о себе знать лодыжки. Я иду вслед за ним в гостиную, сейфовая дверь там распахнута. Пытаюсь придать своему лицу благодарное выражение, а не подозрительно счастливое.

Калеб хлопает по сиденью моего стула, и я сажусь, а потом он исчезает в коридоре.

Неотрывно смотрю на открытую дверь.

Должен ли я бежать? Есть ли у меня время на это?

Но он возвращается в гостиную, и под мышкой у него моя цепь.

– Дай мне ногу.

– Что?

– Дай ногу.

И тут я замечаю небольшую стальную петлю в полу под столом.

Я, упав духом, протягиваю ему ногу, и он крепит цепь к петле точно так же, как к железной спинке кровати.

– До вечера, – говорит он.

– Да… пока.

Сейфовая дверь закрывается, но я не двигаюсь с места. А просто сижу, долгое время ничего не делая и ни о чем не думая. Но потом наконец встаю. Цепь тащится за мной по полу, словно металлическая змея, когда я осматриваю против часовой стрелки комнату и пытаюсь выяснить, куда я могу добраться и до чего дотянуться.

Первая стена: раздвижная дверь – но это вряд ли.

Вторая стена: сейфовая дверь – до нее далеко; диван – не доберусь.

Третья стена: коридор, ведущий в комнату Дэниэла, – вряд ли, но возможно; ванная и туалет – да; книжные полки – да; рисунки Дэниэла – да.

Встав на колени перед телевизором, переключаю каналы. Помехи, помехи, помехи. Как в автомобильном радиоприемнике в тот вечер, когда я заблудился.

Выключаю телевизор и возвращаюсь к петле в полу. Трудно ли вырвать ее оттуда? Беру цепь в руки и тяну за нее, тяну, тяну.