а когда проснусь, мы все будем вместе.

Заставить себя заснуть? Я хочу спросить и в то же самое время боюсь спросить.

– Но что-то остановило меня. Глубоко внутри я чувствовал, чувствовал, что найду тебя. – Он снова обнимает меня, крепко. – И я нашел.

– Дэниэл?

В полусне слышу над собой голос Калеба.

– Ммм?

– Мне нужно на работу. – Чувствую его руку в моих волосах.

Бормочу:

– О’кей.

– Веди себя хорошо.

– О’кей.

И он уходит. Не знаю, сколько времени проходит, я поворачиваюсь на другой бок – и не чувствую цепи. Калеб перестал надевать мне на ночь кандалы какое-то время назад, думаю, потому что невозможно уйти, не потревожив его, но он всегда надевает мне на ноги цепь, прежде чем отправиться на работу, неважно, где я остаюсь – здесь или в гостиной.

Открываю глаза. Дверь нараспашку.

Дверь открыта, и на мне нет цепи.

Окончательно проснувшись, выбираюсь из кровати.

– Папа?

Нет ответа.

Бегу по коридору в гостиную и хочу позвать его, но осекаюсь.

Сейфовая дверь тоже открыта.

Он действительно ушел на работу, не заковав меня? Если это правда, значит, он начал наконец доверять мне, и после нашего разговора прошлой ночью это вроде как логично.

Выбегаю через сейфовую дверь в узкий коридор. Кухня – справа от меня, стена с ободранными обоями – слева. Я поворачиваю влево и еще раз влево, прохожу через арку и оказываюсь в тесном холле. Сделав пару шагов, упираюсь в тупик и вынужден повернуть направо. У этого дома самая что ни на есть причудливая планировка – что-то вроде этого способен соорудить ребенок, в распоряжении которого имеются «Лего» и неуемная фантазия.

Продолжаю передвигаться зигзагами, пока коридор не упирается в огромную металлическую дверь, похожую на ту, что в гостиной. Она ведет на улицу, я чувствую это.

Сердце колотится как сумасшедшее, судорожно и взволнованно.

Кручу ручку. Заперто.

Всем своим весом бросаюсь на дверь, снова и снова бьюсь о нее, причиняя себе боль, но все напрасно. Дверь не поддается. Бегу обратно по сплетению коридоров и заглядываю под диван.

Ружья там нет.

Вскочив на ноги, хватаюсь за ручку раздвижной двери. Тоже заперта. Наверное, я смогу сломать ее, но я никогда не видел, чтобы Калеб покидал дом таким вот путем, а если я сломаю дверь зря…

Но, может, если я найду какой-нибудь подходящий инструмент, то смогу взломать замок.

Мчусь в кухню и начинаю открывать ящики. Ложки, лопатки, пластмассовые ножи и никаких острых предметов. Нет даже вилок. Так что, может, Калеб и стал мне больше доверять, но все же в определенных рамках.

Открываю шкафчики. Блинная мука, картошка, хлопья, консервы, много пластиковой посуды и несколько кастрюль, и ничего полезного я не нахожу… пока мне на глаза не попадается чугунная сковорода.

Беру ее в руки, проверяю, тяжелая ли она, и машу ею в воздухе. Орудовать сковородой гораздо легче, чем лампой, и если мне удастся ударить ею Калеба по голове, то это вырубит его, сомнений тут быть не может.

Трудно это – представить, что ты бьешь человека чем-то тяжелым с такой силой, что он теряет сознание. Возможно, будет много крови. И я вспоминаю Люка – он часто падал в обморок при виде крови.

Калеб впервые предоставляет мне столько свободы, и я уверен: сегодня он будет настороже. Придется немного выждать и только потом напасть на него.

Засовываю сковороду обратно в шкафчик и стою в растерянности. Смотрю на цветистые занавески на бесполезном окне и вдруг замечаю нечто странное. Занавески сходятся не плотно, и в щель между ними видна, опять же, оштукатуренная стена. Вот только это не штукатурка.

Рванув вперед, отдергиваю занавески. Прямо к стене прибиты пять деревянных планок, а за ними – настоящее окно.

Тридцать три

Перевешиваюсь через стойку и прижимаю лицо к деревянным доскам, мои ноги висят в воздухе. Через промежутки между досками проникает солнечный свет, но они так близко прибиты друг к другу, что ничего не разглядеть. Медленно забираюсь на стойку, берусь за конец одной из досок и тяну.

Ох. Сую поцарапанные кончики пальцев в рот.

Доска не сдвинулась с места, но я могу сделать это. Alis grave nil: «Нет ничего невозможного для тех, у кого есть крылья».

Вот только теперь я думаю: а что это может значить? Когда я впервые услышал эту фразу, она показалась мне духоподъемной. Словно военная песня. Но у меня нет крыльев.

Гоня прочь такие мысли, соскакиваю вниз и открываю ящики до тех пор, пока мне не становится ясно, что лучший инструмент из тех, что я имею в своем распоряжении, – ложка. Беру одну и пытаюсь подцепить доску, но та слишком плотно примыкает к стене. Я не оставляю попыток, давлю на ложку, и та сгибается пополам.

– Черт!

В порыве злости бью по доскам кулаком. Кисть пронзает острая боль, и я снова ору. С глазами, полными слез, прислоняю лоб к теплой древесине.

И чувствую солнечные лучи на своей коже.

Я занимаюсь этим несколько часов – вонзаю ложку в штукатурку, словно рою туннель, через который смогу выбраться отсюда. Терпение – одна из моих главных добродетелей. Если я отдеру хотя бы три доски, то пролезу в образовавшуюся дыру. Всего три доски и девять гвоздей стоят на моем пути к свободе.

Выпрямляю ложку в биллионный раз, когда срабатывает сигнализация.

Мои глаза устремляются на часы на плите.

6:00.

Сую ложку обратно в ящик и мчусь в гостиную. Несколькими секундами позже в нее входит Калеб. Надеюсь, он не заметит царапин на моих пальцах и ладонях и горящие щеки, но его глаза сразу же начинают сужаться.

– Что с тобой? – спрашивает он.

– Ничего.

– Не похоже, чтобы ничего. – Он направляется к столу, на котором лежит чистая бумага и мелки. – И чем же ты весь день занимался?

– Просто… – Стараюсь незаметно перевести дыхание. – Тренировался.

– Тренировался?

– Ага.

Он многозначительно смотрит на меня.

– Да, сэр?

– Да, сэр. Тренировался. Я привык делать это.

Он хмурится, и я не очень понимаю, что тому причиной – то, что я тренировался, или же он понимает, что я вру. Потом он отводит взгляд.

– Они здорово давили на тебя, да?

Кажется, он сочувствует мне, и я рискую ответить:

– Да, сэр. Но мне нравится выкладываться. Неподвижность вредна телу. Могу поспорить, я почти разучился бегать.

Он смотрит на меня ничего не выражающим механическим взглядом, будто превратился из человека в андроида.

– А зачем тебе бегать?

Я слишком нервничаю, чтобы ответить ему сразу