– Очень странное совпадение.

– Ах, Юрочка. Ты помнишь, тогда… В квартире у Славича на Патриарших? Закричала сигнализация, и он убежал… А мы…

– Ты помнишь?!

– Да! Ты тоже, конечно, помнишь. Вот то же самое и я… тогда, позавчера, в том особняке, в темноте. Наверное, я думаю, он эту темноту и устроил… Только никому, пожалуйста, не рассказывай.

– Целовалась?! Ах ты королева! С кем же? С Петрункевичем?

– Да ну, зачем мне этот гном! К тому же там жена была рядом.

– Тогда с кем?

– Ты заметил, какой там красавчик дворецкий?

– Ну ты, Оля, молодец! Не теряешься.

Она засмеялась, облизнулась.

– Ничего особенного, просто минутная слабость. И шалость. Мы разошлись, как в море корабли.

– Дворецкий подтвердит твои слова?

– Фу! Что ты, право! Неужели ты все равно меня подозреваешь? Это очень обидно, оскорбительно с твоей стороны.

– Прости, но следователи подозревают – меня. И если я не оправдаюсь, того и гляди засадят.

– Ах, бедный Юрочка! Извини, но я тебе ничего не говорила. На меня не ссылайся. Все буду отрицать… Мы пришли. В грим-уборную к себе не приглашаю. Что может быть пошлее, чем мужчина в грим-уборной у актрисы! Поклонник! А ведь ты был моим поклонником, помнишь?

– Да, но тебя Славич охранял тогда, как дракон – принцессу.

– И правда. – Она фыркнула. – Жалко Славича, хороший был мужик. Честный и широкий… А ты постарел, Юрочка. – Она погладила его по щеке. – Значит, и я – тоже?

Назревал поцелуй – или, точнее, она набивалась на него – как тогда, сто лет назад, в квартире у Славича. Но он только сказал:

– А вот ты ничуть не изменилась. Все такая же, красивая и молодая, ни одной морщинки.

– Ах ты, льстец.

Он кивнул ей, развернулся и отправился к служебному выходу.

* * *

Опять он ничего толком не узнал и не понял.

Вернулся в машину. Покинул, наконец, золотую парковку, покатил куда глаза глядят. Авто на улицах явно стало больше, тащиться к себе в глушь по пробкам не хотелось – два часа займет, не меньше. Может, поужинать где-нибудь в центре? Но одному сидеть в ресторане скучно.

Почти семь, Кристина должна была уже отработать свое, почему бы не пригласить ее? Когда Богоявленский вдруг увлекался девушкой, он становился упорен и даже навязчив – таким, говорят, был в свое время Маяковский. Вот и сейчас ему снова захотелось увидеть Кристи.

Он позвонил ей – мобильный не отвечал. Набрал еще раз – те же длинные гудки. Где она работала, он не знал – ни названия фирмы, ни адрес.

«Заеду-ка я к ней домой, – вдруг решил он. – Тем более по пути. Гляну заодно: она с мужем действительно разбежалась? Или как десять лет назад: держит меня, чтобы супругу нервы дергать и тот был податливей?»

С молодости Богоявленский, балованный ранним успехом, любил совершать нелогичные поступки – особенно в отношении женщин. Потому и разводился три раза – старую любовь беречь не умел, увлекался, загорался новой, а когда такое случалось, удержу не знал и творил глупости.

На Маломосковскую все равно минут сорок пришлось с Маросейки пилить. Опять-таки по пути букет купил – второй за день. Но если для актрисы цветы были подчеркнуто асексуальными: белые тюльпаны, – то на сей раз взял огромные, пионоподобные, бордово-красные розы.

По дороге он еще два раза набрал ее номер – и опять никакого ответа.

Лет пятнадцать назад, когда они с Кристи только начинали встречаться, улица Маломосковская была тихой, зеленой. Теперь прямо напротив «сталинского» дома, где она обитала, отгрохали огромный жилой комплекс. Сейчас вокруг все жужжало, и припарковаться было негде. С большим трудом поэт втиснулся к тротуару и отправился к подъезду.

Позвонил в домофон – практически не сомневаясь, что никто не ответит. Но раздался милый юный девичий голосок: «Кто там?»

– Вы, наверное, дочка Кристины? А я Богоявленский, ее друг.

– Мамы нет дома. Но раз вы Богоявленский, можете зайти.

Щелкнул замок. В подъезде было прохладно. Дочка ждала его, приоткрыв дверь квартиры.

– Здравствуйте. Это вашей маме цветы.

– Заходите. Поставим их в вазу, пусть дожидаются. А вы договаривались с ней?

– Нет. Просто захотелось приехать.

– Я думаю, она оценит ваш порыв. Но что-то ее нет и телефон не отвечает.

– Простите, не знаю, как вас зовут.

– Я Алиса.

– А я Юрий.

– Знаю. Я читала ваши стихи на поступлении. И мама мне о вас рассказывала.

– Интересно бы знать, что?

– Ничего такого. Места, опасные для сердца дев, пропускала нараспев. Пойдемте, напою вас чаем.

Поэт чуть не впервые оказался у Кристины в квартире – если не считать короткие моменты, когда заезжал за ней. Мужчиной здесь и впрямь не пахло. Все было ухожено, присмотрено. Комнатные цветы, стильный, но неназойливый ремонт, удобная мебель.

Они уселись с дочкой на кухне. Он всматривался в черты ее лица – кого-то она ему напоминала. Нет, понятно, что похожа девочка на саму Кристину – от нее были крупные, крутые скулы и яркие глаза, но и еще на кого-то, притом знакомого. Мужа Кристинкиного он не видывал ни разу в жизни, но почему-то казалось: не на него. Тогда кто у них есть с Кристи из общих знакомых?

Помимо отсутствия мужских вещей в квартире не наблюдалось также ни одной фотографии муженька. Значит, и в самом деле у возлюбленной с ним все закончилось?

– А отец твой не явится вдруг? Не удивится, что за мужик на его кухне сидит? С дочкой чаи распивает?

– Папаша давно отсюда отвалил. Мы с ним встречаемся, как в американских фильмах: два раза в месяц по воскресеньям, с двух до шести. Да у него там другая семья завелась. Так что мамочка моя свободна.

– Спасибо, что разъяснила.

Они проболтали часов до девяти. Чашки были красивые, чай вкусно заварен, пирожные свежие.

Но Кристи так и не отвечала на звонки ни Богоявленского, ни Алисы – они подряд, друг за дружкой, набирали номер.

– Что ж, пора и честь знать. Надо мне собираться. Маме большой привет. Не забудь передать ей букет.

– Нет, оставлю себе. А вы для нее – хороший выбор.

– Одобряешь?

– Одобряю. Если только вы на еще более молоденьких не соскочите, типа меня.

– Если честно, признаков педофилии никогда за собой не замечал.

– Что ж, хотелось бы верить. Ступайте.

* * *

Он уехал, никак не думая, что придется ему сегодня же сюда возвращаться.