Этот мучительный раздор в мыслях начал во всю мощь бушевать в ее душе. Перевозбужденная и дрожащая, она бросила поводья Пэнси и дала зарок, что поедет туда, куда ее повезет пони.

Пэнси сбавила свою рысь до шага и три-четыре минуты так и шла вместе со своей нервничающей ношей. В конце концов они добрались до узкой проселочной дороги, коя вела направо, вниз по склону, к озерцу. Пони остановился, взглянул в сторону озерца, затем подошел к нему и принялся пить.

Эльфрида посмотрела на часы и поняла, что, если она собирается добраться до Сент-Лансеса достаточно рано, чтобы успеть переменить платье и сесть на поезд до Плимута – а их было всего два, идущих в удобное время, – ей необходимо немедленно продолжить путь.

Она изнывала в ожидании. Казалось, Пэнси никогда не напьется; а спокойствие озерца, неторопливо летающие над ним насекомые и мухи, мирно колышущиеся заросли камыша, истлевшие листья, похожие на генуэзскую филигрань, безмятежно дремавшие на его дне, – все это никак не вязалось с тем смятением, что царило в ее душе, и лишь увеличивало ее нетерпение.

Наконец Пэнси отвернулась от воды и стала вновь подниматься по откосу к большой дороге. Пони взобрался наверх и остановился на перекрестке, глядя то туда, то сюда. Сердце Эльфриды затрепетало от волнения, и она подумала: «Лошади, если их предоставить самим себе, поворачивают туда, где, как они знают, их лучше покормят. Пэнси отправится домой».

Пэнси развернулась и направилась шагом в сторону Сент-Лансеса.

Дома Пэнси все лето получала в качестве корма ту траву, что росла перед пасторским домом. Однако после каждой поездки в Сент-Лансес ей задавали пшеницу, чтоб поддержать ее силы для обратной дороги домой. Таким образом, пройдя больше половины пути до Сент-Лансеса, она предпочла Сент-Лансес.

Но сейчас Эльфрида об этом не помнила. Все, что ее заботило, – что таким образом исполнилась ее необъяснимая прихоть: как бы признание того, что сегодняшнее безрассудство совершается не по ее вине. Приступ дурного настроения обессилил ее, и казалось невозможным, чтобы она могла и дальше придерживаться намеченного плана. И совершенно непонятными оставались мотивы, что повлияли на ее решение: они пересилили обещание, данное ею Стефану, пересилили саму любовь к нему и пробудили в ней сильнейшее желание сдержать данное самой себе слово, пусть даже это был такой ребяческий зарок, что прозвучал десять минут назад.

Она больше не колебалась. Пэнси скакала, как боевой конь Адониса, словно тот направлял ее бег. И вот уж показались пестрые крыши и причудливые фронтоны великого множества домов Сент-Лансеса, который раскинулся в низине, а ее тропинка пролегала выше, и, спустившись с холма, она въехала во двор гостиницы «Сокол». Миссис Бакль, хозяйка гостиницы, вышла из дверей, чтобы встретить ее.

Суонкортов здесь хорошо знали. Отец и дочь не единожды останавливались в этой гостинице, чтобы переменить костюмы для верховой езды на привычную одежду путешествующих по железной дороге.

Не прошло и четверти часа, как Эльфрида опять появилась в дверях, одетая в повседневное платье, и отправилась на железнодорожную станцию. Она ничего не говорила миссис Бакль о своих планах, и предполагалось, что она вышла в город за покупками.

Спустя час и сорок минут она оказалась в объятиях Стефана на железнодорожной станции в Плимуте. Они обнялись не на платформе – в тайном убежище дальнего зала ожидания.

Выражение лица Стефана предвещало дурные новости. Он был бледен и уныл.

– Что случилось? – спросила она.

– Мы не можем пожениться здесь сегодня, моя Эльфи! Я должен был знать это и задержаться тут подольше. В своем невежестве я этого не сделал. Я получил лицензию на заключение брака, но она действительна лишь в моем лондонском приходе. Как ты знаешь, я приехал сюда только вчера вечером.

– Что же нам делать? – спросила она беспомощно.

– Остается единственное, что мы можем сделать, любимая.

– Что же это?

– Уехать в Лондон на поезде, который сейчас отходит, и пожениться там завтра.

– Пассажиры поезда, который отправляется в 11:50 в Лондон, просьба занять свои места! – послышался голос кондуктора на платформе.

– Ты едешь, Эльфрида?

– Я еду.

Спустя три минуты поезд отправился, унося с собою Стефана и Эльфриду.

Утренние облака поднимались и росли, и постепенно они заволокли все небо, солнце скрылось в них, да в тот день более не показывалось и после ушло с небосклона, а вечер перешел в наступление – казалось, вот-вот хлынет дождь из нахмуренных туч. Дождевые капли мелкой дробью застучали в окно вагона поезда, в коем ехали Стефан с Эльфридой.

Путешествие из Плимута до Паддингтона[65], пусть даже на самом быстром поезде-экспрессе, оставляет столько свободного времени, которое нечем заполнить, что это способно остудить любую пылкую страсть. Воодушевление Эльфриды давно улеглось, и последние минуты путешествия она провела, сидя в непонятном ступоре. Она встрепенулась лишь от лязганья в хитросплетении рельсов, по которым пробирался их поезд, стремясь ко въезду на железнодорожную станцию.

– Это и есть Лондон? – спросила она.

– Да, любимая, – отвечал Стефан с уверенностью, которой вовсе не чувствовал. Для него, как и для нее, реальность столь же сильно расходилась с мечтаниями.

Она взглянула в окно, усеянное дождевыми каплями, стараясь увидеть все, что только можно было различить сквозь пелену дождя, и рассмотрела одни лишь фонари на станции, зажженные только что, которые мигали в сыром воздухе, да ряды каминных труб, что неясно вырисовывались на фоне неба. О том, сколько колкостей градом сыплется на девушек с дурной репутацией, Эльфрида знала ровно столько же, сколько ведала непуганая дичь о тех опасностях, что таились для нее в первом выстреле Робинзона Крузо. Однако теперь она начала прозревать.

Поезд остановился. Стефан выпустил нежную ручку, которую он держал весь день, и вышел из вагона, помогая ей спуститься на платформу.

Эта высадка на незнакомую землю, казалось, стала той последней каплей, что повлияла на принятое ею втайне решение.

Она посмотрела на своего нареченного полным отчаяния взглядом.

– О Стефан! – закричала она. – Я так несчастна! Я должна снова уехать домой… я должна… я должна! Прости мне мои злосчастные колебания. Я не хочу, чтобы это произошло здесь… это не я… это не ты!

Стефан смотрел на нее как зачарованный и не говорил ни слова.