Лишь только тогда он поднял Суинь на руки и отнес в спальню. Ли Тао положил ее на постель и воссоединился с ней. Бедра ее вздымались ему навстречу. Она все-таки почувствовала слабую боль, когда он вошел в нее. Тело ее еще не привыкло к его страстному любовному пылу.

Ночи. Только ночью они могли быть вместе, только ночи принадлежали их тела. Он входил в нее глубже и глубже. Медленно, чтобы продлить удовольствие. Мышцы его спины напряглись под ее пальцами. Кожа покрылась липким потом.

Она снова ощутила приближение оргазма. Суинь обняла ногами его бедра и закрыла глаза, позволив молнии пронзить ее. Он напрягся, вытянулся, приподнялся на руках и застыл неподвижно. Бедра его ворвались в нее, подчиняясь собственному ритму, в последнем завершающем резком толчке.

Когда она открыла глаза, он смотрел на нее. На этот раз в его взгляде читалось некоторое самодовольство. Суинь приподняла голову, прижавшись губами к его устам. Краткий поцелуй после бурной страсти. Ей так хотелось поймать его едва заметную улыбку.

Мышцы его расслабились, и она отпустила его, лениво упав на спину и наблюдая, как он поднимается с постели. Один месяц. Долгие дни и слишком короткие ночи.

— Вы останетесь? — спросила Суинь, когда он встал.

— Вы этого хотите?

Волна одиночества накрыла ее вновь, однако Суинь лишь слабо улыбнулась, повернувшись на бок, чтобы лучше его видеть. Ему не нужно было других подтверждений. Когда Ли Тао повернулся, чтобы погасить светильник, Суинь впервые увидела его спину.

На плече в районе левой лопатки был вытатуирован отчетливый рисунок. Она заметила извивающееся тело дракона. Ли Тао пошевелился, и гладкие бугорки мускулов скользнули под чешуйками чудища. Знак воров и убийц. Она наблюдала такие отметины в притонах Лояна и была предупреждена о людях, носящих этот знак.

Ли Тао посмотрел ей в лицо. Они обменялись взглядами, удостоверяющими, что она все видела, и что он хотел, чтобы она это видела. Он склонился над фитилем светильника, ожидая. Когда Суинь ничего не сказала, он потушил фитиль.

Шибао, Тибет — 745 год, 14 годами ранее

Ли Тао вонзил меч в грудь тибетского солдата и следующим движением резко вытащил оружие. Даже окруженный смертью со всех сторон, он сохранял спокойствие, руки его не дрожали. Боковым зрением воин поймал момент, когда Божественный император упал с лошади.

Взгляд его задержался на драконе на императорском панцире, знаке божественной власти. Его время настало, решил Ли Тао. Верховный командующий Шэнь и его сыновья сражаются в других местах огромного поля битвы.

В рукопашной неразберихе император с трудом поднялся на ноги. Держа в руках меч, он отбил атаку еще одного нападавшего и осмотрелся по сторонам. Задача Ли Тао была ясна: император должен умереть, сраженный ударом вражеского меча, обычная ситуация на войне.

Ли Тао схватил в одну руку меч, другой потянулся за ножом. Уже близко. Всего несколько шагов. Взгляд императора остановился на нем. Ли Тао нанесет ему смертельный удар лицом к лицу. Воин, предводитель, сражающийся наравне со своими людьми, заслуживает большего, чем нож в спину.

Все, что оставалось Ли Тао, — нанести удар. В это мгновение глаза императора расширились. Он издал предупредительный крик, уставившись в точку за плечом Ли Тао. Император бросился вперед, когда Ли Тао повернулся, чтобы встретить новую угрозу.

Император сразил первого атакующего, однако второй проник сквозь его защиту. Тибетская сталь вонзилась в императора, и он сложился вдвое от удара.

Прежде чем он обрел способность мыслить, Ли Тао погрузил лезвие меча в горло вражеского воина.

Император упал, зажимая рану, и Ли Тао развернулся, чтобы встретить следующую атаку. Все, что он помнил, — тупая усталость, боль в плече от непрерывных взмахов меча и Сын Неба, лежащий перед ним в луже крови. Остальные мысли заглушило давящее, холодное ощущение стыда, сковавшее все внутренности.

759 год — настоящее время

Госпожа Лин оглядела книжный шкаф, небрежно касаясь пальцем толстых корешков горизонтально лежащих книг. Каждое ее движение предназначалось ему, и он понимал это. Ли Тао думал об их ночах и тех бесконечных часах, проведенных вместе, сладком ощущении ее плоти, сжавшейся вокруг него, аромате ее волос на его подушке. Он отложил кисточку для письма, наслаждаясь воспоминаниями. Их ночи подтверждали, что ее чарам над ним не грозит увядание.

— Сунь Цзы[20], Тай Гун[21]… Война и цветистые метафоры войны. — Она произнесла эти имена с оттенком неодобрения, пододвигая к себе толстые тома в пергаментных обложках и возвращая их на место. Суинь обладала манерой двигаться в пространстве так, будто безгранично владела им… Как, впрочем, и самим Ли Тао. Подобные изящные намеки восхищали его, пусть это была всего лишь искусная игра.

— Тебе знакомы военные тексты, — заметил он.

— Я была любимой наложницей воинственного императора, — ответила Суинь, глядя на него через плечо.

— Только на словах.

Ли Тао показалось, что он поймал довольный изгиб ее губ, когда она снова повернулась к книгам. Проявление собственнического чувства удивило его. Ли Мин был давно в могиле, так и не отведав прелестей своей знаменитой «драгоценной супруги».

— Есть интересная история о военачальнике Сунь Цзы. — Не найдя ничего для себя интересного, Суинь продолжила осмотр. — Однажды правитель царства У предложил военачальнику Суню создать армию из наложниц своего гарема.

Звуки ее голоса убаюкивали, подобно ласкающим пальцам. Он отдыхал в ее присутствии. В конце концов, его армии уже наготове и ждут вестей о Гао.

— Военачальник разделил их на два отряда и назначил двух любимых наложниц командовать каждым из них. Однако когда Сунь Цзы попытался дать им распоряжения, девушки просто хихикали. Он предупредил их, что, если подчиненные не поймут приказов, это вина командиров.

— Бедный почтенный Сунь. Я сам по опыту знаю, как сложно справиться даже с одной императорской наложницей.

— Негодяй. — Она даже не повернулась к нему лицом, чтобы бросить обвинение.

— Продолжай же, — попросил Ли Тао, захваченный рассказом.

Вероятно, Суинь нашла оставшиеся книги также недостойными ее внимания. Она повернулась к нему, чтобы закончить историю:

— Когда наложницы продолжили выказывать строптивость и невнимание, Сунь Цзы казнил двух фавориток на глазах у всех остальных. Правитель страшно разгневался, но военачальник Сунь ответил ему: «Когда командир получает приказы, в его обязанности входит добиться их успешного выполнения, даже если это огорчит правителя».