– Нет, Зак, все ты понимаешь. Я хочу заставить Розу Скарлатти рассказать, что она знает о вытатуированных розах ветров и отчего так разволновалась.

Мэрилин, разумеется, была совершенно права – он все понимал.

Разговор шел перед подъездом жилого дома «Вилла-Нова». Они успели нажать кнопку домофона, но Роза Скарлатти не торопилась отвечать – явились они действительно рановато.

– Ты всерьез думаешь, что согласие сделать татуировку тебе поможет?

– Такое условие она поставила во время последней встречи. Если уж старой кольщице нельзя верить, то кому тогда можно?

Электрический замок загудел, и дверь наконец открылась. Когда парочка поднялась на этаж Розы, дверь в квартиру была уже распахнута – вход в нее одновременно пугал и притягивал. Роза даже не поздоровалась и с ходу приступила к делу – старомодная, прозаичная машина для татуировки, напоминающая механическую руку сборочного автомата, уже стояла рядом с узкой жесткой кушеткой, передвинутой в центр гостиной. Резиновые перчатки заранее натянуты на руки; тушь, иглы разложены на мраморном столике. Из уголка рта старой кольщицы торчала свежеприкуренная сигарета с гвоздикой.

– Это Зак, – представила своего спутника Мэрилин. – Пришел оказать моральную поддержку.

– Превосходно! – Роза посмотрела на Зака, как смотрят на пятно неизвестного происхождения на полу туалетной комнаты, затем перевела взгляд на Мэрилин: – Не передумала?

– Нет.

– И тебе не нужно ничего, кроме розы ветров?

– Точно.

– Что-нибудь более навороченное, туземное? Мандалу? Пылающий лотос? Сцену из жизни Элвиса Пресли?

– Нет. Как договаривались. Розу ветров, и все.

Мэрилин напряглась и нервничала – Зак не ожидал ее такой увидеть. Пока его подруга беспокойно ерзала, устраиваясь на кушетке, он осмотрелся в квартире и против воли проникся восхищением при виде собранных в ней сувениров и экспонатов. Если бизнес с картами не заладится, может быть, на жизнь получится заработать продажей антиквариата, связанного с татуировками?.. Получиться-то оно получится, да только не у него. Клиентура не воспримет продавца всерьез, если сам он не будет с головы до ног разрисован тушью.

– А твой приятель? – спросила Роза, – Не хочет себе заказать тату?

Зак решил не ждать, пока за него ответит подруга.

– Нет, спасибо. У меня дедушка служил во флоте, у него на тыльной стороне ладони был выколот корабль. Говорил, что ни о чем не жалел в жизни больше, чем об этом поступке.

– Совсем затюканный, видать, был, – заметила Роза и, обращаясь к Мэрилин, продолжила: – Ты точно уверена, что поверхность ступни – подходящее место?

– Точно.

– Север где делать? Чтобы указывал на ногу или на пальцы?

– На пальцы. Буду тыкать ими в сторону Северного полюса.

Мэрилин успела снять ботинок, стащить носок и выставить продолговатую, бледную, худую правую ступню. Зак усомнился, что тату хоть как-то улучшит вид ее конечности, но о личных предпочтениях его никто не спрашивал.

– По крайней мере, татуировка на ступне – храбрый поступок. Больно будет адски, знаешь ли. Верх ступни – кожа да кости, никаких мышц и мягких тканей.

– Знаю. Вы предупреждали.

– И смотри у меня – не дергаться, не подскакивать, никаких бесконтрольных движений.

– Дергаться не буду. Но если движения бесконтрольные, как я могу им помешать?

– Ничего страшного с тобой не случится, – сказала Роза и наконец позволила себе улыбнуться.

Пробудилась к жизни, зажужжала татуировочная машинка. Роза крепко взяла ступню Мэрилин в горсть. Вопреки жалобам на артрит и нетвердую руку, сосредоточившись на задаче, она действовала с точностью и уверенностью хирурга или, на худой конец, педикюрши. Хватка ее была плотной, но не грубой – так держат мелкого, встревоженного зверька, чтобы его успокоить. Роза не пользовалась ни эскизами, ни трафаретами и сразу начала работать набело – без каких-либо предварительных рисунков.

При виде первой выколотой иглами линии и капелек крови лицо Розы просветлело от целеустремленности и удовольствия. Заку стало немного не по себе, но он постарался подавить тошноту – мужчине не подобает метать харч в тату-салоне да еще на дому у мастера. Мэрилин казалось, что ее ногу жалит необычайно шустрая и настырная медуза или кактус с расположенными в один ряд иголками. Крохотные язычки пламени вспыхивали на ступне и пробегали по ноге до самого туловища. И все же девушка старалась быть послушной, лежать тихо, держать себя в руках. Она даже умудрялась вести беседу.

– Роза, – сказала Мэрилин, – вам приходилось когда-либо выкалывать карту мета, где спрятаны сокровища?

– Чего-чего?

– Ну, место, помеченное крестиком, – клад, песо, дублоны, золото?

– Как у Долговязого Джона Сильвера?

– Вроде того.

– Не припомню. Но если бы кто-то попросил, я бы сделала. Правда, какой смысл поручать делать татуировку карты сокровищ кому-то другому? Выходит, о месте, где зарыт клад, узнает лишний человек. Кто ему помешает пойти и откопать?

– А если карта зашифрована?

Заку стоило больших усилий не брякнуть: «Все карты зашифрованы!»

– Карта? Зашифрованная? Это еще что за фигня такая? Ты по-прежнему занята своим проектом? Как успехи?

– Успехи появятся, если вы расскажете то, что обещали.

– Ух ты, хорошо торгуешься.

Роза Скарлатти надолго замолчала, и Мэрилин успела подумать, что старушенция решила соскочить. Начинать переговоры заново было поздно – на ступне уже оставлен неизгладимый след.

– Ну ладно, – наконец нарушила молчание Роза. – Расскажу, пожалуй. Для меня это много значит, а вот поможет ли тебе – большой вопрос. Много лет назад знала я одного мальца. Очень он странный был…

Он во всем винил мать. А что? Другие тоже бы ее винили. Да и винят. Именно она хотела сделать из него мужчину. Конечно, руку приложил и отец – он чем-то доставал мать, отчего та потом доставала сына, но отец бывал дома редко, а со временем и вовсе перестал появляться. Мать решила, что сын должен вырасти непохожим на отца. Она не связывала с ребенком каких-либо устремлений, типичных эгоистических надежд на успех, богатство, удачную женитьбу. Мать всего лишь хотела, чтобы сын не вырос слабаком, бесполезным ничтожеством. В этом она видела свою особую миссию – привить мальчику жесткий характер, а дальше пусть живет, как сможет. Если любишь, не балуй? Его не баловали, это уж точно.

Дело спорилось. Мальчишка был послушен материнской воле. Научился подавлять в себе слабость. Привык, попадая в передряги, полагаться только на свои силы. Полюбил секцию карате, драки на школьном дворе. Он не отличался ни особыми размерами, ни чрезмерной вспыльчивостью. Просто был самым жестоким, когда того требовала обстановка. Маленький мальчик внутри его постепенно исчезал.