Сначала он огорчился, затем почувствовал себя обманутым. Роза, скорее всего, была в курсе, что татуировка исчезнет. И только позже он узнал, что так случается со всеми татуировками на ладонях, они всегда постепенно сходят. Его обвели вокруг пальца, как ребенка. Открытие пацана просто взбесило. Впрочем, со временем он перестал злиться, признал, что Роза поступила разумно: сделала то, о чем ее просили и он, и клиентка, оставив возможность возврата к исходному положению – вдруг малец передумает. Ну и собственный зад, конечно, прикрыла.

Пацан загорелся идеей поговорить с мастером еще раз и пустился в дальний путь через весь город, надеясь вспомнить случайный маршрут, который однажды вывел к ее салону. Конечно, в тот день запоминать дорогу было недосуг, однако теперь район почему-то выглядел совершенно незнакомо, сориентироваться не удавалось. Вот вроде бы нашел автобусную остановку, у которой встретил своих преследователей, и пошел от нее в ту сторону, куда бежал в тот день… Но нет: здания иных очертаний, улицы не такие узкие, откуда-то взялись церковь и мини-маркет. То и дело оглядываясь, не торчат ли поблизости скорые на ногу и жадные до мести пятеро чернокожих парней, он провел полдня, пересекая район так и эдак, проверяя квартал за кварталом в поисках подсказок, даже купил карту на заправке. И так и не нашел салон. Сам не понимая почему, пацан ощутил тоску с примесью злости.

Прилив эндорфинов от боли в ступне не дотягивал до нужного уровня, а стремление Мэрилин расспросить Розу, выяснить, что стояло за этой историей, в равной мере погасило и боль, и удовольствие. Стараясь сохранять спокойствие, Мэрилин приподнялась на кушетке.

– Как его звали, Роза? Как звали этого парня?

– Не знаю.

– Что значит – не знаю?

– А что странного? Это было очень давно. С тех пор в моем мозгу отмерло множество клеток.

– Что-то все же осталось? Может быть, я смогу помочь вашей памяти? Его фамилия не Вроблески?

– Фамилию он мне точно не называл.

– Выходит, имя вы все-таки знали?

– Да, знала. Но забыла. Я старая. Что вчера было, и то уже не помню. От меня больше нет никакого проку.

Внезапно две тонкие струйки слез вытекли из глаз пожилой женщины и пробежали по глубоким морщинам на щеках и вокруг рта, как сбегают ручьи к безучастной глубине озера.

– Как нога? – спросил Зак, поддерживая Мэрилин под руку и спускаясь по лестнице «Вилла-Нова».

– Болит. Если верить Розе Скарлатти, будет болеть еще две-три недели.

– Думаешь, не врет?

– Насчет ноги – определенно нет.

– А насчет остального?

– Мне трудно определить, что оно, остальное. Когда-то давным-давно безымянный затравленный пацан случайно заскочил в салон Розы. Она сделала ему татуировку, зная, что та рассосется. А он из-за этого стал мстить, делая татуировки другим? Теперь бродит по улицам, хватает женщин и выкалыват им на спине зашифрованные карты вместе с символом Розы Скарлатти? И все почему? А просто так ему нравится. Или у него секс-фетиш такой. Или свихнулся на хрен.

– Полагаешь, Вроблески и есть тот пацан?

– Даже если так, остается много моментов. Может, пойти и спросить у него?

– Ну ты даешь!

– Думаешь, я шучу?

– Я не знаю, что думать, Мэрилин. Мне непонятно, почему это тебя так интригует.

Они спустились на нижний этаж. Мэрилин посмотрела на приятеля одновременно с сочувствием и сожалением.

– Я объясню. Только не здесь.

– А где?

– У тебя. После того как потрахаемся.

Зак позаимствовал из запасов Рэя штук двадцать глобусов с подсветкой и выгодно расставил их по спальне на разной высоте, чтобы скрыть жалкие размеры, форму и унылость помещения. Глобусы скорее тлели, чем светились – бледной равномерной голубизной сквозь глубины океанов, приглушенными бежевыми, зелеными и желтыми тонами через материки. Полюса – стерильно белые. Это создавало ощущение пребывания в космосе посреди солнечной системы, состоящей из одинаковых, неподвижных планет.

– Настоящее холостяцкое лежбище, – заметила Мэрилин.

– Стараюсь, как могу.

– Ничего, вдвоем у нас лучше получится.

Девушка прикоснулась к нему – мягко, но решительно и уверенно. Ее пальцы с быстротой молнии пробежали по одежде Зака, расстегивая пуговицы, ремень, молнию, раздвигая ткань, не снимая одежду целиком, а лишь обнажая нужные места. Затем она легла на свалявшийся, несвежий синий ковер, и он повторил те же действия, открывая и расстегивая то, что нужно, не тревожа остальное. Ему нравилось, что о кодексе поведения Мэрилин можно было на время забыть.

Когда они закончили, Зак, вспотев и тяжело дыша, довольный собой, перевалился на спину. Он прекрасно справился и без карт-инструкций. Зак обнял Мэрилин одной рукой, и они молча смотрели в темный далекий потолок над светящимися шарами. Мир отступил на блаженное расстояние. Хотя скоро вернется назад – это Зак тоже понимал.

– Расскажи мне о своем деде, – предложил он.

Тело Мэрилин напряглось и отодвинулось.

– Что?

– Я навел справки. Карл Дрисколл – твой дед, не так ли? Тот самый архитектор, который спроектировал «Телстар». Ты поэтому там живешь?

– Ты шпионил за мной?

– Даже из-за стола не выходил. Читал, что его отстранили от проекта еще до завершения. И что он больше ничего никогда не построил. А потом куда-то пропал.

– Ты знаешь уже слишком много.

Мэрилин зашевелилась, начала застегиваться, собираясь уходить. Зак накрыл ее ладонью, надеясь, что она не воспримет жест как грубость. Стараясь не показаться ни слишком настойчивым, ни слишком заискивающим, он произнес:

– Ты обещала объяснить. Так объясни.

Мэрилин отползла в сторону, прислонилась спиной к стене, прикрылась одеждой и руками.

– Мой дед был хорошим человеком. Он воспитывал меня, когда мои родители погибли в автомобильной катастрофе. По пьяни. Ничего героического. Он старался, как мог. Главное, ходил с мной по городу, показывал здания, архитектурные стили, элементы. В восьмилетнем возрасте я была в школе единственная, кто знал, что такое «пилястра». Он всегда имел при себе трость с набалдашником в форме глобуса. Так сказать, держал в ладони весь мир. Я знала, что раньше он был архитектором, но экскурсии эти не были связаны с его профессией. Я тогда плохо себе представляла, чем занимаются архитекторы. Судя по его рассказам, этот период в его жизни закончился очень давно. И он сильно расстраивался. Однажды ему позвонили из мэрии. Мег Гундерсон оказалась его поклонницей. Там решили включить «Телстар» в план реконструкции города и пригласить в комиссию автора проекта. Дед был в восторге. Сбылись его мечты – он вновь стал нужен. Провел кое-какие переговоры, выступил на каких-то заседаниях, дал пару интервью и… пропал.