образ в глазах Грея. Он был потрясен той беспечностью, с которой девушка расторгла их договоренность, обесценила доверие и каждую минуту, проведенную вместе.

Он не верил, что такое сложное чувство, как любовь, можно так просто обратить в руины.

Слишком просто. Это причиняло гораздо больше боли, чем вид тяжелых наркотиков.

Возмущенный ложными обещаниями, Грей не мог больше сдержать негодования. Он рывком дернул на себя дверь машины, зычно восклицая:

– И как давно ты обманываешь меня?

По правде говоря, сам вопрос не имел для него никакого значения.

– Застукал, поздравляю. Первый раз не считается, – Эрин обратилась к нему с бессовестной усмешкой без намека на раскаянье.

Она опьянела. И лгала довольно давно. Сопоставив ночные побеги Эрин из постели и яд в ее руках, Грей казался себе круглым дураком.

«Чего и стоило ожидать от барышни, знакомство с которой началось со лжи, верно?»

Нахальный взгляд Эрин словно насмехался над тем, что Грей решился во всем открыться ей. Демон вдруг уловил, что вместе с растущим бешенством пробуждался и зверь, готовый разделить ярость на двоих.

«Осторожно, злость ни к чему хорошему не приведет», – предупредил Винсент.

Но сколько можно прислушиваться к призраку и бежать от настоящих чувств? Предавать рвущиеся наружу эмоции и самого себя? Грей освобождался из созданных оков не ради того, чтобы замкнуться по повелению давно убитого демона, а потому, взяв себя в руки, он возразил Винсенту так, как это сделал бы человек, не принижающий значимости своих переживаний:

«Я имею право на ненависть».

Зверь ощетинился в боевой готовности, хотя рваться в поединок не спешил. Он прислушивался к хозяину с замиранием сердца, как хозяин в свою очередь слушал его.

– Как будто правда обрадовала бы тебя, – тон Эрин сочился желчью под стать ожесточенной ухмылке.

– Значит, ты свой выбор сделала.

– Верно. А теперь оставь меня.

Грей развернулся еще до того, как Эрин захлопнула дверь.

Он шел по темным улицам, напрочь потеряв дорогу в глубоких раздумьях. Охваченный разочарованием, Грей бродил, как потерянный, приходя к неутешительному выводу, что любовь в его жизни не могла быть ничем иным, кроме как прихотью.

Он проклят на вечность, которую не с кем познать. Он обречен на одиночество.

Правда заныла в груди.

Не успел Грей навести порядок в мыслях, как чьи-то длинные пальцы вцепились в отвороты его куртки и стремительно оттащили к стене ближайшего дома. Нападение не на шутку всполошило Грея, но стоило прийти в себя, и из морока предстало белое лицо с проницательным взглядом черных глянцевых глаз. Обладатель нечеловеческой силы, совладавшей со всей массой мышц Грея, не мог скрыть от жертвы причастности к дьяволу.

Зверь внутри напружинился, намеренный отбиваться до самой смерти, однако всполохи ярмарочных огней за спиной белого демона напомнили о рисках. С еще свежей душевной раной опасно было вызывать в себе ярость – если Грей потеряется и упустит контроль, пострадают десятки невинных.

«Не сейчас», – приказал он зверю, и зверь неохотно затих.

Теперь у Грея остался только он сам.

* * *

Нина обессиленно смотрела на город за мокрыми окнами машины. Воспоминания Джеймса изрядно вымотали ее, но, что хуже, полученные о себе знания лишали покоя.

Похоже, при жизни Нина была не менее мертва, чем сейчас. Сострадание глубоко погребено, эмоции заперты на замок, чувства сложны и неизвестны, а открыться им страшно, сродни погружению в бездонную яму. Как трудно проснуться и ввериться объятьям влюбленности, и как легко Джеймс позволил себе растоптать ее усилия и искренность.

Нина искоса глянула на него. Если бы она могла увидеть себя со стороны, то столкнулась бы с лицом, полным отвращения и усталости.

Из машины Нина вышла на слабых ногах, борясь с головокружением. Она оперлась на плечо Кая, не дав Джеймсу шанса помочь, и вошла в дом, некогда принадлежавший ей. Эти коридоры и комнаты она планировала вместе с Греем, и как только радость словно вытертых веками воспоминаний о строительстве выместила серость упаднического настроения, Нина поняла, что дом имел для нее большую ценность, чем боль разбитого сердца.

Так хотелось вернуть тепло.

Так хотелось быть человеком.

* * *

Джеймс вошел в спальню следом за Ниной, думал объясниться, но даже заметить не успел, как девушка задремала. Сон унес ее, едва голова коснулась подушки, и комнату затянула безмятежность. Скользя взглядом по переплетению шрамов на обнаженных плечах Нины, демон словно хотел воссоздать по ним картину ее жестокого заточения. Мысли невольно сводились к собственным знаниям о мучительности пыток, отчего демон поморщился так, как если бы память могла причинить физическую боль. Джеймс бережно накинул на Нину одеяло, укрывая ее раны, и бесшумно вышел из спальни.

В полумраке кухни дожидался Кай. Парень сидел за столом с поникшими плечами и совсем не производил впечатление фамильяра дьявола. Обычный мальчишка, на первый взгляд.

– Значит, ты теперь человек? – в чуткой тишине его голос прозвучал резко.

Проникающий с улицы свет фонаря обращал фигуру Кая в черный силуэт, но даже так Джеймс различал роспись татуировок на обнаженных предплечьях.

– Жалкое подобие. То, что я знаю о себе прошлом, не позволяет называть меня человеком.

Молчанием Кай дал знать, что предвкушает продолжение. Тьма становилась все более сокровенной, вбирая в себя тайны уединенной беседы.

– Война делает из людей животных. Я истязал, меня истязали. Страшнее то, что в этом нет вины дьявола.

Джеймс набрал из-под крана воды, опустошил стакан. Признание заключало горькую для него правду.

– Ну а ты? – он посмотрел на Кая из-под бровей. – Как тебя угораздило связаться с Лорканом?

– Проиграл себя в карты.

– Видимо, игрок из тебя так себе.

– Удача была для меня чем-то призрачным, эфемерным, – Кай печально усмехнулся. – А теперь она, кажется, покинула меня окончательно.

– Свою удачу я просрал сам.

– Что между вами произошло? – Кай указал подбородком куда-то за пределы комнаты.

И Джеймс начал рассказ. Про «Барнадетт» и про Лоркана. Про историю о создателе и непокорных созданиях. Историю о втором шансе.

А потом скрепя сердце перешел к тому, что случилось дальше.

Глава 20. На пороге стоял человек

Высокий, мускулатурой не блещущий, но жилистого сложения, с лицом в щетине и сильно отросшими за три года черными волосами, закинутыми за плечи. Не очень красивый в общепринятом понимании, но умеющий приковывать к себе внимание какой-то магнетической харизмой. Знакомые, в прошлом милые сердцу карие глаза глядели на Нину сверху вниз, черствостью и бесстрастием селя в душу с трудом преодолимое желание запереть дверь на все засовы. Переживая внутреннее