Смеюсь:

— Понятно. У вас всех посттравматический синдром имени Вероники. А я вообще-то искренне считаю работу здесь повышением. И эта строчка в трудовой мне здорово поможет. А еще мне здесь нравится.

— Реально?

— Шутишь? — Я делаю глоток кофе, потом фотографирую стаканчик на фоне панели мерса и трассы и отправляю енотам. — У меня строгая семья, я впервые в жизни свободна! Еду на фуре смотреть ралли. Смущаюсь из-за того, что натворила дел с тобой, предвкушаю встречу с Егором. Столько чувств и эмоций внутри, сколько давным-давно не было. Да и то, что было, пропитано больше горечью.

— Почему горечью? — интересуется Платон будто искренне.

Берет купленный для него кофе и снова пьет, забывшись. Опять морщится из-за сладости, но воспитанно молчит. Улыбаюсь шире. Самый добрый дальнобойщик.

Я снимаю куртку, потягиваюсь всем телом. Чат оживает — быстро просматриваю сообщения. Фотографирую Платона украдкой и отправляю девчонкам с припиской: «Потом расскажу». В ответ приходят проклятия. Смеюсь.

— Ты сказала, что цыганка и тебе такое нельзя. Это правда?

— Наполовину. Моя мама цыганка, папа буквально выкрал ее из табора.

— Серьезно?

— Да. Я... обычно о таком не рассказываю, но раз уж ляпнула. У меня есть сестра и брат. Бабуля. Родители. И все они предельно интересуются моей личной жизнью. Если какой-то парень провожает меня до дома, следующим утром за завтраком семья обсуждает его досье и прикидывает, какие у нас родятся дети. Когда он на мне, разумеется, женится. Потому что проводить девушку можно, только имея на ее счет серьезные намерения.

— Какой на дворе век, говоришь?

— Поэтому о столичных ночных клубах, где творятся непотребства и кокаин рассыпан по столам, — продолжаю вещать, проигнорировав справедливый подкол, — я точно так же, как и жители регионов, знаю исключительно по сериалам. Для меня Москва — это... парки, театры, семья. Работа. Мы с девчонками, конечно, ходим в рестики и бары, но обычно все максимально сдержанно. И мой брат откуда-то всегда в курсе!

— Эм. А разве так не у всех? — спрашивает Платон совершенно серьезно.

Я вспоминаю делегацию его мамы, с подружками и невестой Женей, и смеюсь в голос. Он тоже слегка улыбается. Вдруг становится легко-легко. И весело.

— Ну да, кому я рассказываю. Мамина корзиночка.

Достаю еще один пирожок. Еще тепленькие, явно ночью пекла и привезла к гаражу.

— Перестань меня так называть.

— А что ты мне сделаешь? Скажешь Егору, что высадил на трассе? Корзиночка-корзиночка-корзиночка...

— Хотя бы при коллегах! — злобно зыркает Платон.

Хохочу, дразню, не могу остановиться.

Потом некоторое время молчим. Он тоже достает пирожок, откусывает яростно, не менее эмоционально пережевывает. На меня вообще не смотрит, а я, улучив момент, напротив, разглядываю. Его дерзко короткую стрижку. Гладко выбритое лицо. Высокий лоб, прямой нос, очерченные скулы. Твердые на вид и жгуче-тосольные на вкус губы. Кадык Смолина дергается. Фактурный он мужик, запоминающийся.

— А ты обижаешься, да? — говорю аккуратно. — Я не со зла. Вы просто такие милые, аж чаем запить хочется.

— Меня сложно задеть по-настоящему. Но, если ты продолжишь стебаться публично, придется тебя поставить на место. В назидание остальным. А тебя, Элина, как раз задеть легко.

— Вовсе нет. — Отчего-то немного краснею.

— Ты колючая, но в критических ситуациях паникуешь и моментально теряешься. Ты как химера — смесь котенка и скорпиона.

— Это неправда!

— Это правда. Тебе нужно быть лучшей и идеальной для всех. А если что-то не сходится, сразу обида до неба и ядовитое жало в действии.

— А у тебя серьезные проблемы с базовыми настройками безопасности. Но так как я воспитанный человек, то не вылепляю их в лицо, когда меня не спрашивают.

— Полетело жало. Успевай уворачиваться.

Закатываю глаза, мысленно радуясь, что выбрала Егора. Мы в пути два часа, а Платон уже бесит. Нам точно нужно держаться друг от друга подальше.

К счастью, кабина и правда огромная. Я изучаю поднятую полку позади. Так понимаю, она откидывается, и можно спать. Ух ты. Надеюсь, не здесь ночевать будем?

Мы миновали лес и теперь пересекаем бесконечную степь, утыканную редкими голыми деревьями. Небо серое, висит низко. Моя спина затекает, и я, разувшись, забираюсь на сиденье с ногами. Ерзаю.

Достаю наушники, собираясь заткнуть уши, как вдруг Платон спрашивает:

— Как понять «настройки базовой безопасности»?

— Ты... эм... точно хочешь услышать?

— Я же сам спросил. — Стреляет глазами.

— Окей. — Я набираю в грудь побольше воздуха. — Ты предельно уверенный в себе мачо, но при этом пытаешься угодить всем. Например, матери, отсюда все эти прыжки через класс, олимпиады, патенты, красные дипломы. Отцу, который всегда видел тебя в спорте. Поэтому, взяв несколько дней отпуска, вместо поездки на жаркие острова, где тебе к бассейну принесут коктейль с зонтиком, ведешь огромную фуру на север, понимая, что впереди довольно нервный, опасный для жизни заезд.

Правда в том, что угодить всем невозможно. Иногда ты устаешь быть мачо, не успеваешь, и кажется, что теряется контроль. Для такого, как ты, это смерть, и ты в постоянном напряжении. Тебе жизненно важно понимать, что происходит. Поэтому всегда, в любом кабинете, в столовой, на мероприятии, ты стоишь так, чтобы обозревать разом всех. Не принимаешь новичков, ведь неясно, чего от них ждать.

Спорю, твои подружки все на одно лицо — как та Юля. Изначально они от тебя в полном восторге, и с ними сразу скучно. Потому что где азарт? Азарта нет. Но зато без сюрпризов.

Единственное место, где тебе по-настоящему хорошо, — это гоночная машина. Потому что это стальной каркас, потому что вы сами ее делали и ты в ней уверен. Ты ее даже перевозишь сам, потому что иначе не сможешь за рулем расслабиться. Машину, у которой под капотом под пятьсот лошадей, ты воспринимаешь... эм, как доспехи. Когда ты такой большой и мощный — спокойно. Эм... В этой фуре тебе тоже спокойно, потому что она огромная.

Если запретят заниматься гонками, скорее всего, ты выучишься пилотировать самолет. Не ради денег. Во имя масштаба. Бешу тебя только я, потому что болтаю много, потому что новенькая, потому что меня ты просчитать не можешь. Поэтому в том числе ничего не сказал своему брату в тот вечер, хотя хотел меня. Ты должен контролировать всех вокруг, и брата тоже, но сорвался. Потерял контроль, а значит, перестал чувствовать себя в